Онлайн книга «Зомби идет по городу»
|
– Да ладно, Павел Николаевич, – проговорил голос, – называйте уж как привыкли... Зомби я. И все тут. – Как скажешь... Говорят, ты вспомнил человека по фамилии Байрамов? – Если это можно назвать воспоминанием... Просто я увидел его по телевизору, и мне показалось, что мы с ним встречались. Только и того. – А вы не помните, он не дарил вам машину? – Машину? Мне? Но машины не дарят... Машинами отдариваются. Как следователю это должно быть вам хорошо известно. – Потому и спрашиваю. Но об этом более подробно мы поговорим при личной встрече... А сейчас я передам трубку одной приятной женщине. Она утверждает, что встречалась с вами в свое время... Женей ее зовут. – Мне необходимо поговорить с ней? – спросил Зомби, налегая на слово «необходимо». – Поговорите, – и Пафнутьев передал трубку Жене. – Здравствуйте, – произнесла она чуть слышно, но тут же поправилась. – Здравствуйте, – сказала Женя и тверже, и громче. – Добрый день, – ответил Зомби бесстрастно. – Простите, но Павел Николаевич мне немного рассказал о вас... И мне показалось, что вполне возможно, мы встречались... Меня зовут Женя, Женя Феоктистова. – Возможно, – ответил Зомби. – Если я не ошибаюсь, то мы с вами провели как-то месяц в Крыму, в Коктебеле... Года два назад. Помните? – Мы с вами в Коктебеле? – удивился Зомби. – Не помню... Но чего не бывает, возможно, мы там и встречались. Видите ли, в чем дело... У меня последнее время с памятью не все в порядке, Павел Николаевич, вас, очевидно, предупредил... – Да, он сказал. – И чем же мы с вами занимались в Коктебеле? – Купались, загорали, собирали камни... Бегали по каким-то столовкам... Чем можно еще заниматься в Коктебеле? В горы ходили, к могиле Волошина поднимались... Вино пили. – Наверно, и любовь у нас с вами была? – Была, – произнесла Женя, и только Пафнутьев знал, как далось ей это коротенькое слово. – Простите, Женя... В таком случае я, наверно, должен разговаривать с вами несколько иначе... Но я в самом деле ничего не помню. Тут со мной кое-что случилось полгода назад, и вот я до сих пор никак не выкарабкаюсь... Так что уж простите великодушно. – Да-да, я понимаю. Всего доброго! – и Женя положила трубку на рычаги. Теперь она смотрела на Пафнутьева ясными сухими глазами и была бледнее пеленок, которые сохли за ее спиной. Пафнутьев сбегал на кухню, набрал из-под крана воды в подвернувшуюся чашку без ручки, принес, заставил Женю выпить. – Ну что? – спросил он. – Почему вы положили трубку? Разговор, кажется, у вас пошел... – Это он, – сказал Женя чуть слышно и потеряла сознание. Пафнутьев еле успел подхватить ее. Подняв женщину на руки, он, подивившись ее легкости, отнес в другую комнату на диван, положил под голову валик. Обернувшись в дверях, он еще раз окинул женщину взглядом, убедился, что все в порядке, и вышел, осторожно прикрыв дверь. На подвернувшемся клочке бумаги он написал: «Женя! Никуда не ходить, никому не звонить, обращаться по всем вопросам только ко мне, Пафнутьеву Павлу Николаевичу». И приписал ниже свой телефонный номер. После этого Пафнутьев прошел на кухню, выключил газ под вываркой и покинул квартиру. * * * Невродов позвонил в конце рабочего дня. Посопел в трубку, спросил о здоровье и, как бы между прочим, обронил: – Что-то давно тебя не видно... Заглянул бы как-нибудь, рассказал бы о своих похождениях. – Загляну... Хоть сегодня. – А что сегодня... Тоже не самый плохой день, – ответил Невродов и положил трубку. «Неужели клюнул?! – заволновался Пафнутьев. – Неужели дрогнуло влюбчивое сердце областного прокурора?» Сложные, неоднозначные чувства охватывали его последние дни. Что говорить, было и чувство охотника, почуявшего запах дичи, было простое желание довести дело до конца – ведь еще год назад он пообещал Андрею разобраться с остальными участниками банды. Жажда мести? Было и это, но сказать, что Пафнутьев думал об этом всерьез... Нет. Наоборот, пришли и сомнения, и колебания. Не привык Пафнутьев вот так легко и просто предавать соратников, а Анцыферов, как ни крути, был соратник. Вместе работали, вместе отвечали за дело... Пафнутьев мог как угодно называть свои действия на юридическом языке, на прокурорском, следственном, но для себя, при разговоре с самим собой не отказывался и от простого, житейского понимания – закладывал мужика, под статью подводил. Но когда эти мысли и раскаяния слишком уж одолевали его, он вызывал в памяти целлофановый мешок с головой вора и стукача Ковеленова, представлял, что и его голова должна была оказаться точно в таком же мешке. И он снова становился тверд, снова готов был довести дело до конца. Невродов ждал его. Приемная была пуста, в кабинете, кроме самого Невродова, тоже никого не было. Значит, подготовился к разговору, позаботился о том, чтобы не было лишних свидетелей его встречи с начальником следственного отдела городской прокуратуры. – Входи, – бросил Невродов, увидев заглянувшего в дверь Пафнутьева. Прокурор сидел за своим столом массивно и неприступно, на подходившего Пафнутьева смотрел с подозрительностью. – Привет, – сказал он, приподнявшись с кресла. – Садись, – проговорил Невродов сипловатым голосом, словно звукам было тяжело протискиваться сквозь узкую, сдавленную голосовую щель. Пафнутьев охотно в полупоклоне пожал тяжелую, мясистую руку Невродова, сел, придвинул стул ближе к столу, этим движением показывал, что готов говорить плотно, к делу приступить немедленно. – Похолодало, – сказал Пафнутьев. – Зима идет. – Придет, – значительно кивнул Невродов, продолжая неотрывно смотреть на Пафнутьева. Все-таки опасался он провокации, все-таки не исключал мысли об обмане, допускал, что хотят выманить его из окопа и подставить под снайперский выстрел его такую заметную, такую большую и беззащитную фигуру. – Иду сейчас по улице – батюшки-светы! Весь тротуар листьями усыпан. Всю зиму я ждал этого лета... А как пришло, как пронеслось – не заметил. И защемило, застонало что-то во мне... – Молодость вспомнил? – улыбнулся наконец Невродов. – Ага... За какой девушкой я убивался вот в такую же осень, за какой девушкой! – Пафнутьев обхватил лицо ладонями и горестно покачался из стороны в сторону. – Плохих девушек не бывает, – серьезно сказал Невродов. – А та была краше всех прочих! – не желал Пафнутьев расставаться со своими воспоминаниями. – Увели? – Нет. Сама ушла. – Ну и дурак. Сам виноват. – Конечно, Валерий Александрович, конечно. – Жалеет? – Она? Еще как! – Вернуть не хочешь? |