
Онлайн книга «Настоящая любовь или Жизнь как роман»
МАРИЯ (вкрадчиво). Не нужно про каторгу, Федя. Это не будут читать. ДОСТОЕВСКИЙ. О нет! Будут! Мое — будут! Ведь меня сравнивали с Толстым! И я еще буду, как Толстой, брать по пятьсот рублей за печатный лист! И мы уедем в Петербург, а потом и дальше, в Европу. Я повезу тебя в Париж, в Ниццу, ты увидишь свою родину… МАРИЯ (целуя его в грудь, все ниже и ниже). Молчи, Федя, не сглазь… От прикосновения ее губ он замолкает, напрягается и — наконец! — уже не наспех, уже без конфуза получает свое столь долгожданное и столь тяжело выстраданное счастье… Мария — хрупкая, тоненькая, экзальтированная — с изумлением обнаруживает в Достоевском еще вполне сильного мужчину, способного заставить ее летать, стонать, задыхаться от наслаждения и целовать его руки [13] … …На рассвете, устав от любви, Достоевский лежит в кровати со слезами счастья на глазах. ДОСТОЕВСКИЙ. Господи, Маша, я так счастлив! Я умру, если потеряю тебя… Я просто умру… МАРИЯ (гладя его по груди). Не плачь… еще не все потеряно… ДОСТОЕВСКИЙ (поднимаясь на локте, с мольбой и надеждой). Ты обещаешь? МАРИЯ (поглядев ему в глаза, решительно). Да, мой гений. Ты и я и более никто!.. Семипалатинск, комната в избе Достоевского. Ночь В полумраке ночи, при огарке свечи, Достоевский энергично ходит по своей закопченной комнате, твердя, словно вдалбливая сам себе в сотый раз. ДОСТОЕВСКИЙ. Эпоха новая пред нами, Надежды сладостной заря… (Подстегивая себя.) Ну! Ну!.. На столе и на полу валяются смятые и порванные клочки его черновиков. ДОСТОЕВСКИЙ. Еще раз! Эпоха новая пред нами, Надежды сладостной заря… Вдруг он быстро подходит к столу и записывает, диктуя сам себе. ДОСТОЕВСКИЙ. Восходит ярко пред очами… Благослови, Господь, царя!.. Став в позу, громко, с пафосом читает. ДОСТОЕВСКИЙ. Эпоха новая пред нами, Надежды сладостной заря Восходит ярко пред очами… Благослови, Господь, царя!.. Господи, какой ужас! (Скомкав бумагу, швыряет ее в угол, подходит к окну и, прижавшись лбом к стеклу, в отчаянии.) Я не могу… Даже ради нее не могу!.. Кузнецк, дворик и изба Марии. День Топор, ударяя по полену, то застревает в сыром дереве, то соскальзывает вбок… Это Вергунов, стоя во дворе у поленницы, неумело колет дрова. А в доме, поглядывая на Вергунова через окно, Мария, стоя на кухне, шинкует капусту, потом останавливается, протягивает сыну капустную кочерыжку. МАРИЯ. Ну что, Павлик? За кого замуж пойдем? Мальчик смотрит на нее в размышлении. МАРИЯ (с горечью). Тот нищий, а этот теленок… Может, ни за кого не идти? А? ПАВЛИК. А как же я? У всех есть папы, а у меня? Берег Иртыша с баней и беседкой у дома полковника Беликова. Летний день Вопя от удовольствия, полковник Беликов — маленький, кругленький и красный как рак — голяком выскакивает из бани, бежит к реке и с короткого помоста сигает в воду. А вынырнув, плывет, отфыркиваясь, к берегу, выходит, поднимается в беседку. Здесь, за столом с самоваром, штофом водки и закуской, его ждет Достоевский. В руках у Достоевского «Петербургские ведомости». БЕЛИКОВ (наливая из штофа водку в два стакана). Так, что вычитал? (Подвигает один стакан Достоевскому.) Пей. ДОСТОЕВСКИЙ. Я непьющий, ваше благородие. БЕЛИКОВ (грозно). Препираться? Встать, унтер! Достоевский поспешно вскакивает. БЕЛИКОВ. Пей, я сказал! Достоевский принужденно пьет. БЕЛИКОВ. То-то ж… Вот застрелюсь, кто тебе нальет? (Залпом выпивает свой стакан, закусывает огурцом.) Садись, закусывай… Ну, чего там в газетах? Какие новости? Достоевский садится, Беликов берет из угла беседки ружье и палит по пролетающим уткам. Промазав, раздосадованно крякает, ставит ружье и снова наливает водку в стаканы. БЕЛИКОВ. Ну!.. ДОСТОЕВСКИЙ (читает газетные заголовки). «Мирное завершение Крымской войны»… «Инженера-фортификатора Эдуарда Тотлебена произвели в генерал-адъютанты государя императора». А я, между прочим, учился с Тотлебеном… БЕЛИКОВ. Где учился? ДОСТОЕВСКИЙ. В инженерном училище. БЕЛИКОВ. Вот видишь! Выходит, пошел бы по инженерной части, глядишь, и стал бы, как он! А так ты кто? Писарь! Хоть десять романов напиши — а писарь, и только! Н-да, люди делают ошибки… (Выпивает свой стакан.) Пей! (Смотрит, как пьет Достоевский.) Прямо тебе скажу, по-мужски: зря ты бабу с ее хахалем в Кузнецке оставил. Думаешь, они там друг другу стихи читают? ДОСТОЕВСКИЙ. Она мне слово дала. БЕЛИКОВ. Слово! (Усмехнувшись.) Эх ты, сочинитель! Запиши в свои романы: отсутствующий всегда не прав! Особенно — ночью! И это — истина! Ты понял? Достоевский, изменившись в лице, смотрит на него… и вдруг сам наливает водку в стаканы. БЕЛИКОВ. То-то ж… Дошло! Между прочим, есть у меня на примете две солдатки. Послать за ними? ДОСТОЕВСКИЙ (захмелев и поднимая стакан). Да, это вы очень пронзительно сказали… Отсутствующие всегда не правы… Всегда!.. (Выпивает, проливая водку на подбородок и плохо выбритую шею, и с горечью ставит стакан.) Эх, ваше благородие, а я уже пятый месяц в отсутствующих — пропало мое дело!.. (Снова наливает водку в стаканы.) Как послал Врангелю стихи на коронацию императора, так и все — ни ответа от него, ничего… (С пьяной слезой.) Сгину я тут, как есть сгину… Не будет вам ни Толстого, ни Гоголя! БЕЛИКОВ (небрежно). Да ладно, нужны вы нам! Лучше мне челобитную стихами составь. А то новый прокурор меня судить грозит за растраты. |