Онлайн книга «Настоящая любовь или Жизнь как роман»
|
— Садись. Они были вдвоем, вокруг — стена плотной зелени. И Мурат не удержался, порывисто потянулся к Соне. — Соня! — Не нужно. Подожди. Сядь, — мягко и грустно остановила его Соня. — Сядь. Слушай. Он сел, но слушать не стал. — Почему ты не писала? — сказал он. Она смотрела на него, как смотрят взрослые женщины на что-то далекое и грустно-прекрасное. Потом сказала: — Послушай. Ты молодой. Ты ведь еще совсем молодой. Тебе еще рано… — Не рано! — перебил он. — Мне уже восемнадцать лет. Через четыре месяца. Отец сказал, если ты приедешь… — Подожди, подожди! — попросила Соня с какой-то мукой в голосе. — Глупый… — Она вздохнула: — Я замужем, Мурат, я тут вышла замуж. Он смотрел на нее молча, одеревенев. Потом встал. И на деревянных ногах пошел из беседки. — Мурат! — позвала она. — Мурат… Он не оглянулся. А она не стала звать его больше — что она могла сказать ему? Она сидела в беседке и плакала, сама не зная почему… Где-то вдали, за поселком, прогудел поезд, а по зеленой деревенской улице, где купались в пыли куры и гуси пили воду, вытягивая к небу длинные шеи, от Сони уходила молодость — ее южная беззаботная молодость… Поздним вечером пришел с работы муж. Ему было 28 лет, он работал хирургом в местной больнице. На столе его ждал остывший ужин, а Соня сидела по другую сторону стола, проверяя нотные тетради — диктанты по сольфеджио. В стороне от тетрадей лежал вскрытый почтовый конверт. — От брата? — спросил у Сони муж, подойдя к умывальнику и принимаясь по профессиональной привычке долго и тщательно мыть руки. — Да, — сказала Соня. — Ну, можно поздравить? — Нет, — сказала Соня. Он удивленно повернулся к ней. — Наверно, он провалился на экзаменах, — сказала Соня. — Но он же прошел творческий конкурс… — А потом — экзамены, — грустно сказала Соня. — Пишет, что его взяли на работу в газету, стажером. Уже напечатал одну статью… — Н-да… — неопределенно сказал муж. — Где же он живет? — Пока у какого-то приятеля. Я поеду к нему на каникулы. — Ну-ну… — Он вымыл наконец руки, сел к столу, вздохнул: — Устал. Даже есть не хочется… Она вопросительно глянула на него. — Парня одного привезли, — сказал он. — Я уже домой уходил, и так две операции было сегодня, и вдруг привезли. То ли с поезда упал, то ли сам бросился — трезвый совершенно. Между прочим, земляк твой. Расулов фамилия. Соня в ужасе посмотрела на него. — Как ты сказал? — медленно произнесла она. — Я говорю, земляк твой. Расулов фамилия. — Он принялся есть. — Что с ним? — Ребро сломал и вообще — побился. Но ничего, жив, я его заштопал. Ты чего? — Он удивленно перестал есть, глядя, как Соня вскочила с места, заметалась было по комнате, собираясь то ли переодеться, то ли набросить что-то на себя, а потом — как была в домашнем халате — бросилась из комнаты. — Соня! Но она уже выбежала из дома. Она прибежала в больницу запыхавшаяся, с растрепанными от бега волосами. С трудом переведя дыхание, спросила у дежурной медсестры: — Где он? — Домой ушел, час как ушел, что с вами? — удивилась та. — Кто ушел? — Ну, муж ваш, Олег Павлович… — Расулов где? Расулов, мальчик! — А, мальчик! В боксе он, спит. — Проводи меня… Медсестра, недоумевая, провела ее в бокс — маленькую палату. На ходу говорила: — Олег Павлович ему операцию сделал и швы наложил, спит он теперь… Чернявый такой, грузин, наверно… Вот он тут. — Сама ты грузинка, — сказала Соня и открыла дверь палаты. На койке — перебинтованный, с пластырями на лице и с запекшимися губами — спал Мурат. Соня вошла, села рядом с койкой на стул. Молча смотрела на спящего Мурата. Медсестра мялась в двери, потом кашлянула. — Иди, Зоя, я посижу… — сказала Соня. Медсестра ушла, а Соня продолжала сидеть. Во сне Мурат чуть поморщился от боли — видно, у него еще горело от ушибов лицо. Соня наклонилась к нему и тихо, почти неслышно поцеловала сначала рассеченную бровь, потом — пластырь на лбу, расцарапанную щеку… Он вздохнул во сне и словно улыбнулся. Она отстранилась. Потом медленно встала, вышла из палаты и тихо закрыла за собой дверь. По коридору больницы навстречу ей шел озабоченный муж, его сопровождала медсестра. — Что случилось? — спросил он у Сони. — Ты знаешь этого парня? — Знаю, — сказала Соня. — Он приезжал ко мне. — К тебе? — удивился он. — Зачем? Она посмотрела на него, потом сказала медсестре: — Зоюшка, когда он проснется, ты не говори ему, что я была. Он будет спрашивать — ты не говори, ладно? А утром я ему с Олегом Павловичем завтрак пришлю. Но ты скажешь ему, что это такой… ну, больничный завтрак, ладно? — Соня посмотрела на мужа и сказала ему: — Пока он будет лежать, я буду ему готовить. Только не говори ему, что ты мой муж… — Ну хорошо… — пожал плечами муж. — А кто он тебе? — Теперь это уже не имеет значения, Олик, — грустно сказала она. — Сколько он будет лежать? — Перелом ребра. Месяц, — сказал муж. — Ты же собиралась ехать в Москву, к брату. — Значит, не поеду. Осенью, когда тутовые деревья осыпают на тротуары нашего города спелые мохнатые ягоды и на улицах не встретишь ни одного незагорелого человека, перед зданием университета собирается огромная толпа бледнолицых юношей и девушек. Это — абитуриенты, сдавшие последний экзамен и теперь лихорадочно отыскивающие свои фамилии в списках зачисленных в институт. В этой клокочущей всеми страстями — от буйной радости до безутешных девичьих слез — толпе прорваться к спискам так же нелегко, как к кассам кинотеатра во время очередной недели арабского фильма. Мурат, Гога Махарадзе и Серый все же протиснулись к спискам принятых на физико-математический факультет. Список был невелик — фамилий тридцать, столбиком, и фамилии были в нем не в алфавитном порядке, а по числу баллов, которые набрали абитуриенты, — сначала шли фамилии тех, кто набрал 25 баллов, потом — 24 (и среди них фамилия Сашки Серого), а в самом конце списка стояли две фамилии — какой-то Аверидзе и Расулов М., то есть Мурат. — Приняли! — радостно бросился в объятия Серого Мурат и тут же оглянулся на опечаленного Гогу Махарадзе. — Слушай, а где твоя фамилия? |