Онлайн книга «Конец фильма»
|
А Владлен Николаевич Петров в рассеянной задумчивости стоял посреди своего кабинета. Он чиркнул спичкой — пламя подпалило табачок в трубке — и выпустил под потолок колечко ароматного дыма. Он хотел распахнуть окно, но в этот момент по прихожей разлилась птичья трель дверного звонка. Петров вздрогнул. Прислушался. И медленно направился к двери, на которой было множество замков. Чтобы ее открыть, нужно было отомкнуть каждый… — Петя, где ж вы были? — недовольно спросил через цепочку Петров. — Владлен Николаевич, вы живы! — радостно закричал Грязнов. — А почему, собственно… — Простите, Владлен Николаевич, что-то я совсем уже… — Ах ну да… — Петров скинул цепочку. — Входите, Петр… Вы их видели? — Кого? — Этих… — Петров по-стариковски засопел, но нужного определения подобрать так и не смог. — Они приходили за пленками. Опомнились! — Кто? Белоусов? Он был у вас? — Только что! Он угрожал мне, Петя! И с ним — Некрасова… — Представьте, и мне тоже… — И тут вдруг вы… Объясните, что происходит. — Кстати, я все-таки Денис. Они снова сидели в глубоких креслах, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон. Старик специальным инструментиком прочищал свою красивую трубку, глядя на нее поверх очков, и слушал рассказ Дениса о новых страницах сценария, найденных в компьютерных заготовках Кирилла. — Я, как Германн в «Пиковой даме», — сказал наконец Грязнов, стыдливо прикрыв лицо руками, — обдернулся… — Полагаю, Кирилл хотел побыть немножечко Богом. На бумаге ведь не страшно. Можно как угодно повернуть человеческую судьбу, можно даже убить. Но это уже не жизнь. Жизнь кончилась, и началась беллетристика. Как там у Шекспира? Дальше — тишина… Старик прошелся по комнате, поглядывая на стеллажи, словно ища у них сочувствия. — Ну как там Антон? — Антон молодцом. За посылку благодарил. — Вы узнали, что хотели? — Кажется. — А что он говорит по поводу убийства Некрасова? — Он говорит, что был пьян. И взбесился… И называет себя преступником. Старик остановился, шумно зачмокал нераскуренной трубкой. — Владлен Николаевич, мне все же будет спокойнее, если за вами присмотрит наш человечек. Не возражаете? — Кому я нужен, Денис? Автор Конституции! — Петров разразился ироничным пафосом. — Подумаешь! Кому это интересно? Пройдет двадцать тридцать лет, и Конституция будет совсем другая, уверяю вас! А обо мне вообще забудут… Разве что мемориальная доска… Интересно, что на ней напишут? — Sapien sat. — Так ведь никто не поймет, вот что обидно. — Петров вынул из трубки почерневший фильтр, заменил его новым, только что взятым из маленькой коробочки. — Иногда бывает очень трудно понять простые вещи, вникнуть в их суть. И я сразу не понял. И вы, Петя, сразу не поняли. И Кирилл. И эти все… Там был кто-то еще! Какая-то, как теперь модно говорить, третья сила. Молния попадает в крепкое, здоровое дерево и сжигает его дотла. Грязнов иронично кривил губы. Ну когда старик запомнит его имя? Или же смириться с тем, что он его вечно будет называть то Петей, то Денисом? — Да-да. Я знаю, вы не верите… Но, Петя, мой сын, я-то его знаю подольше вас… На кухне засвистел чайник. Денис готов уже был вскочить с кресла, но старик замахал рукой: — Сидите-сидите, я сам! И быстро вышел из комнаты. — Третья сила… — оставшись в одиночестве, задумчиво проговорил Грязнов. Старик звякал посудой на кухне. А Дениса совсем разморило в глубоком мягком кресле. Его взгляд блуждал по нескончаемому ряду книжных полок и вдруг наткнулся на фотографию в позолоченной рамочке. Ксения и Антон. Они сидели на берегу реки, робко, даже как-то стеснительно обнявшись. Ксения смотрела в объектив камеры и улыбалась, а Антон шептал ей что-то. Наверное, смешное… Денис подошел к книжной полке, чтобы лучше рассмотреть фотографию. С кухни прилетел веселый звон разбитого стекла. — Владлен Николаевич, вам помочь? — не оборачиваясь, крикнул Грязнов. Петров не отзывался. — Владлен Николаевич?! …Старик лежал на правом боку, его лицо исказила мученическая гримаса. Рядом валялся перевернутый вверх дном поднос и осколки чашек. Сахарница уцелела, но ее содержимое рассыпалось по полу белесым барханом. На подоконнике в пепельнице дымилась трубка. Денис перевернул Петрова на спину, одной рукой нащупал сонную артерию, а другой полез в карман пиджака за телефоном, но телефона не было… Дома забыл, на холодильнике! Он заметался по огромной квартире, натыкаясь в полумраке на старинные стулья и пуфы. Аппарат будто нарочно спрятался под бумагами на рабочем столе. — «Скорая»! — закричал Грязнов в трубку. — Академик Петров умирает! Свяжитесь с «кремлевкой»! Быстрее! Безжизненное тело Петрова уложили на носилки, прикрыли простыней. Пожилой доктор складывал в чемоданчик инструменты. Из прихожей доносился чей-то строгий голос: — Нельзя здесь снимать! Не велено! Уберите камеры! В кабинете скромно мялись люди в милицейской форме с большими звездами на погонах, а те, что в штатском, тихо ходили из комнаты в комнату. Денис сидел в кресле и вяло следил за их перемещениями. — После двух инфарктов всякое могло… — говорил доктор, хотя его никто об этом не спрашивал. — И курил много… Предлагали ведь ему стационарное… Чего не полежать недельку-другую? — Каждому бы такую смерть, — высказался высокий милицейский чин. — Он ведь сразу? — Да, моментально. — Нет, лучше, когда во сне, — мечтательно произнес другой высокий чин. — Эх, да все там будем, — подытожил третий. — Вы пока не уходите никуда. — К Грязнову склонился молодой человек в штатском. — Сейчас все запротоколируем, а вы распишетесь. Денис кивнул. — И вы тоже, — обратился молодой человек к доктору. На фоне реанимационного автомобиля лощеный репортер радостным голосом наговаривал стенд-ап: — Именно здесь перевернулась последняя страница жизни одного из авторов Конституции России… Едва санитары вынесли носилки из подъезда, как их тут же атаковали телеоператоры. Милицейское оцепление с трудом справлялось с таким ожесточенным напором. Расталкивая друг друга, журналисты тыкали микрофонами в пустоту, надеясь, что кто-то вызовется сделать официальное заявление. — Дайте дорогу! — рявкнул на них санитар. |