
Онлайн книга «Абонент недоступен»
– А разве убийство моего отца – особо важное дело? – Еще какое важное. Там, где замешаны большие деньги, любое дело из рядового превращается в особо важное. Особенно когда от этих денег зависит состояние государственного бюджета. Можно сказать, что прокуратура имеет только одну-единственную задачу – охрана казны. И любое нарушение закона – подчеркиваю, любое – там рассматривается как посягательство на госбюджет. – Каким образом, если не секрет? – Как правило, косвенным образом. Ведь никому же в голову не придет грабить государство напрямую, не в средние же века живем, когда все финансовое богатство державы лежало в каком-то одном царском погребе, а к погребу был приставлен казначей. Сейчас госбюджет рассортирован по разным мешкам, а мешки эти разбросаны по всей стране. – Или по всему миру. – Или по всему миру. – Гордеев с уважением посмотрел на Лену. – О! А вы, я вижу, не отличаетесь тугодумием. Лена усмехнулась: – Если это комплимент, то спасибо. До сегодняшнего дня я думала, что хорошо разбираюсь только в биохимии, да и то когда стою у кухонной плиты. Но если честно, мне до сих пор ничего особенно не ясно. – Ладно, как-нибудь проиллюстрирую примером из жизни. Когда я могу встретиться со своим клиентом? Я имею в виду – с Проскурцом? – Когда нужно? Можно хоть завтра. – Да, и не забудьте зайти в нашу юрконсультацию внести гонорар и оформить соглашение. Без ордера на защиту я не смогу явиться к нашему «важняку» Омельченко. – Все сделаю, как договорились. А с Виталием Федоровичем вы можете встретиться прямо у нас. – У «нас» – это где? – У меня. Теперь, к сожалению, уже только у меня. – Это квартира вашего отца, правильно? – Да. – Очень хорошо. – Почему? – Будет полезно окинуть взглядом некоторые из его личных вещей. – Хорошо. Я вам сегодня же позвоню. У вас есть мобильный телефон? – Когда-то был, да и то не мой. Теперь нет. Да он мне и ни к чему. – Адвокату и ни к чему? – Пока был ни к чему. Не сваливалось таких дел, чтобы без мобильника хоть криком кричи. Все какая-то мелочевка. Другое дело – ваше дело. – Заметано. Завтра у вас будет свой собственный телефон. Я думаю, Виталий Федорович расщедрится на один «Эрикссон». Для своего адвоката. – А то! – рассмеялся Гордеев. Вернувшись из «Сатурна» в юрконсультацию, Гордеев, как и мечтал, застал некоторых своих коллег, что называется, одним махом. После двухнедельного паломничества в Италию он страшно соскучился по друзьям-коллегам. Несмотря на порой вопиющую разность интересов, Гордеев прикипел к ним настолько, что именовал свое сообщество не иначе как «кланом». После обмена любезностями, по традиции переходящими в невинные колкости, Гордеев подошел к Косте Булгарину и с ходу вцепился в одну из пуговиц на его новехоньком пиджаке. – Э, э, Гордеев, – взмолился Костя, – оторвешь же, гад. Только два дня, как ношу. – Я и сам вижу, что шмотка свежая. – Если видишь, какого рожна крутишь? – Хороший костюмчик. Почем брал? – А тебе какое дело? – Такой же хочу. Штуку баксов тянет? – За штуку я еще год назад отоваривался. – Ого! Две? – Ну, примерно две, – не без гордости произнес Костя. – Значит, Генри Резника ты уже настиг. Так надо понимать? – Понимай как хочешь. А лучше заведи себе достойных клиентов и сам настигай кого вздумается. – Уже завел такого. – Да ну! И кто же этот счастливец? Билл Гейтс? – Не совсем, но где-то там. Костя уставился на Гордеева своими немигающими глазами. – Ладно, не тяни резину, рожай скорее – кто? Гордеев снисходительно посмотрел на Булгарина, отхлебнул из чашки и четко произнес: – Проскурец. Лицо Булгарина на какое-то мгновение вытянулось вниз, будто в кривом зеркале. – Какой Проскурец? – Сам знаешь какой. Из «Интерсвязи». – Да ну! Брось. – Что «брось»? Костя приблизился к Гордееву и тихо проговорил: – Не твоего полета птичка. – Как это не моего? Тебе одному, что ли, клифты за две штуки носить? – Гордеев, кончай цирк. Ты же капиталистов за семь верст всегда обходил. – Когда такое было? – Да всегда. Ты же сам говорил, что у тебя от всех этих… как ты их называешь? – Кого? – Ну этих… новых русских… – А-а, от «лавандосов». Костя кисло усмехнулся: – Черт тебя возьми, Гордеев, где ты только таких слов успеваешь нахвататься? – На улице, друг мой, на улице. Слушай, вообще-то я с тобой не это хотел обсудить. Давай не будем рвать друг у друга кусок мяса. Я бы тебе этого Проскурца сам всего с потрохами отдал… – Ну так отдай, чего му-му паришь? Я, можно сказать, только и ждал, когда его прижучат. А тут ты… – Можешь не переживать, – вставил Гордеев, – уже прижучили. Но дело здесь не в самом Проскурце. – А в чем? – Понимаешь… Как бы тебе так сказать, чтобы ты все скумекал? Ко мне обратился не собственно Проскурец, я его еще даже в глаза не видел. – А кто? – Да погоди ты со своими «кто», «в чем». Дай договорить. – Гордеев заерзал на стуле, усаживаясь поудобнее. – Позвонила дочка Волкова. Ну, того, которого взорвали. А Проскурца теперь жучат как основного подозреваемого в убийстве. Уже обвинение предъявили. Понимаешь? – Не-а, не понимаю. Чего это дочке потерпевшего вздумалось выгораживать потенциального преступника? – Да потому, что Волков с Проскурцом были корешами. – Ну и что с того? Гордеев, нахмурившись, посмотрел на Булгарина: – Так, я вижу, тебе с ходу ничего не втемяшишь. Ладно, объясню как-нибудь потом. – Нет, чего уж тут, объясняй сейчас. – Короче, ты сам все по ходу дела поймешь. Меня интересует не Проскурец, а, скорее, дочка Волкова. Глаза Кости моментально сделались маслянистыми. – Что – запал на девку, кобелюка? Можешь не отвечать, по глазам вижу. Гордеев демонстративно опустил веки: – Кто ж его знает, как оно сложится. Тут долгая история. Понимаешь, этот Проскурец ей теперь как бы вместо отца. И я ей пообещал, что вытяну его из этого дерьма. |