Книга Осужден и забыт, страница 55 – Фридрих Незнанский

Он повернулся и посмотрел на меня с неизменно вежливой английской полуулыбкой, означающей, что он видит перед собой абсолютно незнакомого человека, до которого ему нет никакого дела.

– Хеллоу, – поздоровался я, – вижу, вы тоже один? Позволите вас угостить?

Он ничего не ответил. Я кивнул бармену, что заказываю два бокала.

– Вы ведь пьете темное? А мне одно светлое.

Бармен положил перед нами на стойку две квадратные подставки с эмблемой паба, затем на них поставил два высоких бокала. Мотоциклист взял свой и, слегка подняв, отсалютовал мне.

– Ваше здоровье, – ответил я.

У него были очень светлые, серые или голубые, очень холодные глаза и смазливая внешность. Я понял, кого он мне напоминает: тошнотворно-слащавая мордашка в стиле Леонардо ди Каприо. Демонически изломанные под острым углом брови и кривая усмешечка. Сразу вспомнился календарь, повешенный Леной в моей прихожей.

– По-моему, я видел тебя сегодня в аэропорту, – сказал я, сделав пару глотков.

Парень пожал плечами.

– Нет, ты ошибаешься, – ответил он чисто по-английски, с британским прононсом, без всякого характерного акцента.

Все-таки англичанин? Какого черта англичанину до моей скромной персоны? На вид ему было лет двадцать семь… Но он вполне мог быть русским, давно живущим в Англии.

– Классный у тебя мотоцикл. «Кавасаки»? – задал я вопрос.

– «Судзуки».

– Сколько миль в час максимально выжимает?

– Девяносто.

– Ты не боишься, что его угонят, пока ты тут расслабляешься?

(Вопрос на засыпку. Русский на него отреагирует, а вот англичанину такой логики не понять. Он решит, что с моей стороны такое предположение – просто тупая шутка.)

Мотоциклист посмотрел на меня с легкой усмешкой и ничего ответил.

– Ты живешь в Лондоне? – спросил я.

– Нет. А ты, судя по акценту, поляк? Или югослав?

– Русский.

– А, сеад миль фаилте, – произнес он неизвестную мне фразу, криво улыбнувшись.

– Что?

Мотоциклист молчал.

– Как ты меня нашел? – прямо спросил я, понизив голос.

Наш разговор со стороны казался обычной застольной беседой двух случайно познакомившихся людей.

– Это моя работа, – так же тихо ответил парень, немного подумав.

– Что вам от меня нужно?

Он покачал головой:

– Лично мне – ничего.

– А тем, кто тебя нанял?

– Меня это не касается. Я просто делаю свою работу.

– А может, мы договоримся? Дай мне отсюда уйти…

Он усмехнулся и отрицательно помотал головой. Бармен переместился в нашу сторону.

– Повторите, – попросил я, отодвигая пустой бокал.

От передозировки кофеина у меня мелко дрожали пальцы.

Я был в ловушке. Сам загнал себя в капкан. Моей последней надеждой был Крайстчерч.

– Мне можно позвонить? – тихо попросил я.

– Звони, – пожал он плечами.

Я решил связаться с Мартовым и объяснить ситуацию. Черт с ней, со встречей! Если после этого Мартов передумает встречаться со мной, пусть… Только сначала пускай поможет выпутаться из этой ситуации. Вернуться в Лондон я не могу, ехать в Крайстчерч не разрешают, добираться до гостиницы, откровенно говоря, боюсь. Мне в самом деле было не до реверансов.

Мотоциклист не стал сопровождать меня к телефону, остался сидеть у стойки. Телефонный аппарат – старинный черный ящик с двумя воронками, в одну говорить, в другую – слушать, – висел в нише на стене зала. Металлический диск прокручивался с усилием, но работал аппарат идеально. Видимо, начинка у него была самая что ни на есть современная. Я услышал голос Мартова так, словно старик находился рядом.

Когда я объяснил, в чем дело, Мартов молчал гораздо дольше, чем в предыдущий раз.

– Хорошо, приезжайте, – сказал он наконец. – Садитесь во второй вагон. Здесь на станции вас встретят и отвезут в отель. Больше мне не звоните. Если получится, я сам с вами свяжусь.

И повесил трубку.

Не слишком вежливо, но у меня отлегло от сердца. Не обращая внимания на своего преследователя, я немедленно побежал в билетную кассу, страшась только одного – что все сегодняшние поезда на Крайстчерч уже прошли. Но нет, мне везло – я успел взять билет на последний вечерний поезд. Сорок минут, отделявшие меня от него, уже не казались временем.

Выйдя из кассы, я заметил на площадке перед вокзалом своего мотоциклиста, но теперь это меня больше не беспокоило. В приподнятом настроении я вернулся в паб и просидел там как на иголках, пока не подошло время прибытия поезда. Когда я снова вышел на платформу, неожиданно оказалось, что мой хвост исчез. Я больше не видел мотоциклиста в черной коже и высоких ботинках ни возле паба, ни на платформе перед поездом, ни в вагоне, который вез меня в Крайстчерч. Нельзя сказать, что я сильно опечалился его исчезновению!

Дорога в Крайстчерч заняла не больше пятнадцати минут. Наконец я оказался на месте. Станция, на которой я вышел, показалась еще более маленькой и провинциальной, чем та, где я садился в поезд. Выйдя из второго вагона, я остался стоять на платформе, провожая взглядом немногочисленных пассажиров, вышедших на этой же станции.

– Юрий Гордеев?

На самом деле человек, подошедший ко мне, произнес мое имя по-английски, так что получилось нечто вроде «Юри Гордеефф».

– Да, это я.

– Генри Льюис, – представился он.

Невысокого роста толстячок с улыбающимся круглым бородатым лицом русского деревенского батюшки.

– Я встречаю вас по просьбе Мартина Грина. Идемте. – Он показал рукой, в какую сторону мне направляться.

Мы прошли через маленькое, построенное из красного кирпича здание вокзала и оказались на полукруглой привокзальной площади, заставленной автомобилями.

– Сюда, – подсказал Льюис.

Его машина даже не была заперта, и ключи торчали в замке зажигания.

– Добрались без осложнений? – поинтересовался он, сев за руль.

– Да, без особых осложнений, – подтвердил я, усаживаясь на заднее сиденье.

Больше он ни о чем не спрашивал, только улыбался, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

Машина выехала с площади и свернула в одну из узких улиц, вдоль которой тянулись витрины магазинчиков, запертых на ночь ажурными решетками или металлическими жалюзи. В конце улицы мы снова свернули и ехали теперь вдоль реки. Со стороны реки тянулся невысокий парапет с красивыми фонарными столбами, с другой стороны от дороги возвышалась увитая плющом каменная ограда.