Книга Молчать, чтобы жить, страница 37 – Фридрих Незнанский

Турецкий задумчиво постучал пальцами по столешнице.

— Весьма ценная информация, — тихо проговорил он.

Брови Покровского обиженно дрогнули:

— Вы опять иронизируете.

— Нисколько, — покачал головой Александр Борисович. — Опишите мне этого парня.

Покровский задумался.

— Ну он довольно высокий… Хотя нет. Скорей, среднего роста. Чуть пониже нас с вами. Волосы, насколько я мог разглядеть, темные. Лицо широкое. И еще мне показалось, что у него сломанный нос. Вот такой вот… — Покровский нажал на нос указательным пальцем, сделав его плоским. — Вот, собственно, и все, что я могу вспомнить.

— Забавно, — странно проговорил Турецкий, задумчиво гладя на режиссера.

— Что? — открыл рот Покровский.

— Значит, вы и есть та «подруга», которая рассказала Костюриной о том, что у ее мужа есть любовница.

— Позвольте, я… — Плечи режиссера обмякли, и он равнодушно пожал плечами: — А впрочем, думайте что хотите. Мне уже все равно. — Он помолчал, затем поднял взгляд на Турецкого и сказал: — Вы ведь тоже не праведник, Александр Борисович. Тем более при вашей работе. Уверен, вы постоянно шантажируете свидетелей. Думаете, на том свете вам это не зачтется?

— Как знать.

— Если Бог есть, то он с вас строго спросит за все ваши злоупотребления, — твердо сказал Покровский. — А если нет… — Он пожал плечами. — Тогда ваша работа вообще теряет всякий смысл.

— Это почему же?

— Потому. Помните, что писал Достоевский? «Если Бога нет, то тогда можно людей резать».

— Это он сказал не подумав, — сказал Турецкий.

Однако Покровский упрямо покачал головой:

— Наоборот. Он имел в виду, что люди, если Бога нет, такие же животные, как и любые другие. А животные жрут друг друга без всяких отсылок на мораль и нравственность. А тот, кто им мешает это делать, тот противоречит самой природе.

— Демагогия, — отрезал Александр Борисович.

— Отнюдь! Элементарная логика.

Некоторое время оба молчали, поглядывая друг на друга. Затем Турецкий кивнул на телефон:

— Вы, кажется, хотели подтвердить свое алиби.

— Ну да. Я должен позвонить подруге?

— Разумеется, — холодно ответил Турецкий.

2

Найти любовницу вице-мэра Костюрина оказалось делом не слишком сложным. Оказывается, Валерий Аркадьевич успел познакомить ее с парой своих близких друзей, о чем они не преминули сообщить Турецкому (после того как он на них хорошенько нажал, разумеется).

Девушка училась на филфаке МГУ. Александр Борисович позвонил ей на сотовый и на всякий случай представился близким другом Костюрина.

— Валерий просил вам кое-что передать, — интригующе сообщил он. — Когда мы можем встретиться?

— Передать? А это…

— Обо всем узнаете при встрече, — пресек расспросы Турецкий.

— Ну… — Девушка явно колебалась. — Тогда, наверно, можно встретиться сегодня. В два часа у меня кончаются занятия. Вот только где…

— Вы учитесь в первом гуманитарном корпусе?

— Угу.

— Я знаю, где это. Там у вас поблизости спортивный манеж, давайте встретимся возле него. В два двадцать. Идет?

— Хорошо. А… как я вас узнаю?

Турецкий улыбнулся:

— По цветку в руке. А я вас?

— На мне будет бежевое пальто и голубой шелковый шарфик.

— Под цвет глаз?

— А вы откуда знаете?

— Догадался. Хорошо, значит, в два двадцать. Всего доброго!

— До встречи!

Возле грязно-желтого здания спортивного манежа толклась толпа студентов. Веронику Шилкину Турецкий увидел сразу. Бежевое легкое пальто, копна темно-русых волос, голубой шарфик и огромные синие глаза — все было именно так, как он себе представлял. Личико у девушки было смазливое, но несколько глуповатое.

Вероника была не одна. Возле нее топтались два рослых, симпатичных парня. Они были похожи на двух молодых бойцовых петушков. Вероника игриво улыбалась.

«Флирт в разгаре! — подумал Турецкий. — Увы, но придется эти игры прервать».

— Вероника?

Девушка оторвала взгляд от симпатяги брюнета и рассеянно посмотрела на Турецкого, затем перевела взгляд на красную розу, которую Александр Борисович держал в руке, и улыбнулась:

— Александр Борисович!

Голос у нее был звонкий и ясный. Турецкий кивнул:

— Он самый. Здравствуйте!

Турецкий и девушка пожали друг другу руки.

— Это вам! — Он протянул девушке цветок.

Щечки Вероники покрыл легкий румянец. Парни окинули фигуру Турецкого оценивающе-воинственными взглядами, словно подозревали в нем потенциального конкурента.

— Мальчики, спасибо, что не дали заскучать, — улыбнулась она парням. — А сейчас нам с Александром Борисовичем надо поговорить. Пока!

Девушка взяла Турецкого под руку, и они двинулись в сторону спортплощадки.

— Резвый старичок, — услышал Александр Борисович у себя за спиной.

— И не говори. Одной ногой в могиле, а все туда же!

Парни загоготали.

— Не обращайте на них внимания, — сказала Вероника. — Они просто дураки.

Дойдя до спортплощадки, они сели на скамейку. Девушка поднесла розу к личику и вдохнула ее аромат.

— Просто чудо! — выдохнула она. — Мне давно уже никто не дарил цветов.

— Трудно поверить, — с улыбкой отозвался Александр Борисович. — А как же те два парня?

— Какие? А, те. Да ну их, кретинов! Эти скорее бутылку пива подарят, чем розу.

— Нынче так принято?

— Угу. — Девушка вновь понюхала розу и покосилась на Турецкого. — А вы вовсе и не старый. Сколько вам? Лет сорок пять?

— Около того.

— А вы знаете, что у древних греков расцвет мужчины приходился на сорок — сорок пять лет? Это называлось… м-м… сейчас вспомню…

— Акмэ, — подсказал Турецкий. — Они называли это «акмэ».

— Да, точно! А вы начитанный. Вы тоже работаете в мэрии?

Александр Борисович покачал головой:

— Нет, я работаю в другом учреждении. Но смею вас уверить, что работа у меня не менее ответственная.

— Охотно верю. Итак, что вы хотели мне передать?

Турецкий пригладил ладонью волосы и сказал:

— Прежде всего расставим все точки над «и». Я не друг покойного Валерий Анатольевича. И даже не его приятель. Мы вообще не были с ним знакомы.