Онлайн книга «Операция «Фауст»»
|
— Привет, Саш — крикнул он, высунув голову из-под кузова, — я сейчас быстренько, подожди. Он снова спрятался, застучал инструментом и сдавленным голосом продолжал: — Сейчас сообразим что-нибудь… Бутылка есть. Юляха сварганит закусон… Наконец он вылез и стал вытирать руки ветошью. — Олежка, я, собственно, к тебе по делу… — Вот и хорошо, за рюмашкой и поговорим. — Да ты знаешь, мне надо, чтобы ты порылся в справочниках, или как там у вас — в буклетах? — Я достал фотографию «лыжника». — Мне бы хотелось узнать, что это за развалины. Олег глянул на снимок и сказал: — Это Царицыно, Екатерининский дворец, возводившийся по проекту гениальных Баженова с Казаковым, но, увы, строительство было заморожено по монаршему повелению Екатерины. Теперь новый «гений» Илюша Глазунов хочет восстановить кое что и организовать музей. А львиная морда — принадлежность потешинского домика на центральном острове Царицынских прудов… — Как это ты с ходу? Олег, ты уверен, что это там? Он засмеялся: — Если я спрошу тебя, например, что такое… — он поднял глаза вверх, — а, вот — что такое «необходимая оборона»? Тебе что — в справочниках надо будет копаться? Ну, давай, пошли, выпьем. — Олег, не могу, надо ехать. — У-у, что-то серьезное, да? — Надо отыскать этого парня. Олег посмотрел на часы: — Через полчаса уже будет темно, что ты там найдешь? Честно говоря, мне самому очень хотелось посидеть у ребят, а прогулка вокруг Царицынских прудов в десять вечера в субботу не сулила никакой перспективы. Я спрятал фотографию в нагрудный карман и сказал: — Ладно, пошли. Первым делом я позвонил в МУР, сообщил номер Чипиг, по которому меня в экстренном случае можно найти в течение этого вечера. — Турецкий, — обрадовался дежурный, — тебя целый день разыскивает какая-то девица. Не соглашается разговаривать ни с кем другим. Говорит, только ты в состоянии разобраться. — Девица имеет правильный путь суждений. — Не выпендривайся. Давай номер телефона. Через минуту звонок: — Александр Борисович, это Люда Корабельникова. Я не знаю пригодится ли вам это. — Во-первых, здравствуй, Людочка. Во-вторых, пригодится все, что ты скажешь. — Ой, здравствуйте… Я вот вчера как-то вдруг представила их себе и вспомнила, что у здорового парня в руках была книжка, а вот что касается второго… — Стоп, Люда. Что за книжка — записная? — Ой, ну это я так выразилась. Книга. Довольно толстая. В темной обложке. По-моему, не очень новая… Убийца — любитель чтения. Идет на дело и прихватывает с собой приключенческий роман. И надо опять ехать к Лагиным и производить дополнительный осмотр. Книгу могли забыть при бегстве. Или она принадлежит Ким. — Вот, это все про книгу… И вот у меня еще есть некоторое соображение… то есть мне кажется, что молодой парень, в общем… гомосексуалист… — Что?! — Я знаю, это очень глупое соображение, но мне так показалось… — Людочка, почему тебе так показалось? Что-нибудь особенное в походке или… или эти двое вели себя соответствующим образом? — Да нет… Извините меня, Александр Борисович, я не знаю почему. Просто я почувствовала это инстинктивно… Акселерация принимает в наши дни гигантские размеры. Я, например, инстинктивно эту публику не знаю. Даже в толпе гомиков у метро «Сокольники», где они обычно встречаются, я не могу с уверенностью сказать, кто есть кто. Но где эта девочка черпает свои инстинкты? — А ты что, многих из них знаешь? — Ой, что вы! Вот, говорят, в парикмахерской на Ленинском проспекте один парикмахер… Я его хорошо знаю, у него моя мама причесывается. А так больше никого. Даю задание МУРу, от меня по цепочке идут дополнительные сведения к фотороботам разыскиваемых преступников. * * * Я заночевал у Чилиг и спал глубоким сном без сновидений. Настойчивый луч утреннего солнца лег мне на лицо. Я открыл глаза: сквозь деревянные прутья свешивалась с кроватки смешная пятка маленькой Катьки. Я тихонько открыл холодильник, налил себе черносмородинового киселя и съел холодный блинчик с мясом. Маленькая кухонька — повернуться негде — сияла чистотой и «модерном»: Чилиги своими руками недавно сделали ремонт. Ну могут же люди жить нормально, иметь детей и выходные дни, идти куда хотят и не оставлять никому номер телефона, по которому их будут поднимать среди ночи, вызывать с танцплощадки, отрывать от рыбной ловли или варки пельменей. Да, я сам выбрал свой путь. Но я уж не был, как три года назад, непоколебимо уверен в правильности своего выбора. Я сразу узнал руины царицынского дворца, хотя сейчас, летом, все выглядело по-другому, чем на черно-белом снимке, сделанном зимой. От развалин меня отделяло водное пространство пруда, покрытого сейчас рябью дождя. — Эй, молодой — красивый, лодку, что ли, хочешь? Из зеленой будки вылез хромой мужик с всклокоченной бородой. — Спасибо, как-нибудь в следующий раз. Скажите, вы не знаете, здесь есть лыжная база? — Ты что, свихнулся, друг ситный? В июне — какие тебе лыжи?! — Ну, я имею в виду — зимой. Мне надо найти кого-нибудь из служащих. — А-а, служащие — это мы и есть. Я то есть. Летом — лодки. Зимой — лыжи. Хромой мужик долго изучал прокурорское удостоверение, недоверчиво сверял мое фотоизображение с оригиналом. Так же долго осматривал фотографию Ким с «лыжником». — Кореяночку эту видали мы здесь в зимний период. И паренька тоже. Натворили чего? Девчонка, кажись, из Москвы. А паренек — бирюлевский, это уж точно. Видел его несколько раз неподалеку, на станции Бирюлево — Пассажирская, одет был в железнодорожную форму. Между прочим, здесь вели себя прилично. Хотя и целовалися… Станция Бирюлево — Пассажирская. Линейное отделение железнодорожной милиции. Дежурный слушает с вниманием. Уходит в ленинскую комнату. Оттуда слышен звук домино. Приводит румяного старичка неопределенного возраста, одетого в майку и фуражку железнодорожника. — Матвеев, — спрашивает дежурный, — не встречал этого в лыжном? Следователь из Москвы интересуется. Матвеев отставляет фотографию на расстояние вытянутой руки. — Дубов это, младший, Алексей, помощник машиниста из нашего депо. Сейчас не работает, в прошлом иль в позапрошлом мобилизован в Советскую Армию. Папаша, Дубов Николай, проживает в городке железнодорожников. Вокзальная три, корпус пять, а вот квартиру запамятовал. Ну, да там скажут… Огромный двор. Беседки, столы доминошников, гаражи, вплотную примыкающие к пятиэтажкам. Всюду люди — на лавочках, на подоконниках, в открытых настежь гаражах. Спрашиваю, где квартира Дубовых. Сразу стало тихо. Я вхожу к Дубовым и все понимаю. В комнате в углу, как икона, — в траурной рамке портрет Алексея Дубова. |