Книга Кто стреляет последним, страница 20 – Фридрих Незнанский

— Но дискетки-то нет.

— Ее в компьютере нет. Я ее достал. И она — в тех самых документах, о которых мы уже толковали. И есть еще одна пикантная деталь. Визитную карточку, ну — будто он из таможни — Алик забрать забыл.

— Карточка-то липовая.

— А зато какая глянцевая! И пальчики на ней — без лупы видны. И она тоже там, в этих самых документах. — Вадим помолчал и меланхолически закончил: — Я понимаю, что несколько нарушил ваши планы относительно моего будущего. Но не сделать этого не мог. Меня бы просто замучила совесть.

— Вот сволочь! — выругался Марат. — Сволочь ты, Вадим, вот что я тебе скажу, слышал?

— В ваших устах это звучит как комплимент.

— Заткнись! Еще пикнешь — в самом деле прикончу!

— Молчу…

«Вот сволочь! — повторил про себя Марат. — Но интуиция — дай Боже!..»

Нужно было менять план. И третий вариант не проходил. Можно было, конечно, все сделать, как Марат и предположил, заключить сделку с Аббасом, наладить новую систему связи, а Вадима взять под колпак и ждать, когда он проколется. Пренебречь документами было нельзя. Даже если Вадим слегка и блефовал (как он мог присутствовать при убийстве Осмоловского?), все равно его документы несли нешуточную угрозу для него, для Марата. Конечно, и Сергуня, и Алик без колебаний сдадут Марата. А поскольку дело такое: Ливия, бомба, стратегическое сырье, — и свои в верхах не прикроют. Ни за какие деньги. Задницы свои поберегут. Но сколько можно держать Вадима под колпаком? Месяц? Полгода? Год? Малый он ох какой осторожный. И знает, чем может грозить любая оплошка. А если с ним что-нибудь случится само по себе? Под «МАЗ» какой-нибудь на своем «запоре» влезет. Или еще что?

Зависимость от судьбы Вадима — вот что не нравилось Марату в этом варианте. Он вообще привык диктовать, а не подчиняться. А зависимость в такой вот, явственно унизительной, основанной на страхе за свою судьбу форме — нет, это было не для него. Не для него это было. И точка.

В размышлениях Марата была и еще одна тема. Не тема даже, а так — отголоски, запах. Как ни странно, но слова Вадима, разрушившие построения Марата, не настолько уж выбили его из колеи, как он себя накручивал в своем раздражении. Еще до этого в глубине души его словно бы шевелился какой-то маленький зловредный гаденыш. Мерзкая субстанция, Марат хорошо это знал. Он объявлял о себе в минуты сомнений, и решения, которые Марат под воздействием этого гаденыша принимал, сначала пугали его самого, потом ввергали в шок партнеров, но в конечном итоге оказывались самыми удачными предприятиями Марата. Вот и теперь он словно подзуживал: «Ну что, обосрался? Наложил в штаны? Трясти торговлю и мочить банкиров — куда как просто. А тут — в кусты? Государство, видишь ли! Ислам!..»

Зудело. И зуд этот становился все отчетливее. Марат даже заворочался в кресле.

Николай вопросительно взглянул на него.

— Все в порядке, рули, — успокоил его Марат.

Но не все было в порядке. Верней даже, ничего в порядке не было. Впервые в жизни он ехал на деловое свидание такой важности и не имел в голове точного плана действий. Вообще никакого плана. «Все, — сказал себе Марат. — Хватит сушить мозги». Что есть, то есть. А что будет — там видно будет. По опыту он знал, что главное сейчас — расслабиться и о делах не думать. Бесполезно, нет новой информации.

И он еще глубже умял свое тело в кресло и даже слегка вздремнул, пока машина петляла по узким улочкам Старой Риги.

Николай остановил машину на влажной брусчатке у главного притвора Домского собора, уходящего в серое небо своим недостижимым шпилем. Почти тотчас позади мелькнули огни, и на тормозах мягко осел черный представительский «мерседес» с посольским флажком Туниса на боковом флагштоке.

— Прямо будто сам посол! — заметил Марат, выходя из машины. — Пошли, — кивнул он Вадиму. — А ты, Николай, сиди.

Навстречу Марату и Вадиму из посольского «мерседеса» вышел водитель и человек, сидевший с ним рядом. Оба были арабами.

— Извините, — сказал один из них и ловко обыскал Марата и Вадима. — Извините, — повторил он и открыл перед ними заднюю дверь автомобиля.

Пока дверь была открыта, в салоне горела неяркая лампа потолочного плафона. В ее свете Вадим разглядел в глубине лимузина плотного смуглого человека с пышными черными усами, в костюме с галстуком и белым цветком в петлице. На лице у него были темные очки, во рту торчала потухшая сигара, пальцы рук блестели от перстней.

Откуда-то сборку появился другой господин, верткий, с холеными руками и в светлых очках в золотой оправе.

— Илья Кириллов, — представился он Вадиму и Марату. — Разрешите познакомить вас с господином Саидом аль-Аббасом. Господин Марат — господин Аббас. — Рукопожатие. — Господин Аббас — господин… — Взглянув на Вадима, он замешкался.

— Просто Вадим, — сказал Вадим.

— …Господин просто Вадим, — нашелся Кириллов.

Аль-Аббас удостоил рукопожатия и Вадима. Рука у него была холодная, но почему-то потная.

Кириллов пристроился на боковом сиденье и захлопнул за собой дверь. Одновременно он нажал кнопку — полезло вверх звуконепроницаемое стекло, отделявшее пассажирский салон от водителя. Еще кнопка — из переднего сиденья выплыл слегка подсвеченный бар с основательным набором бутылок. Не спрашивая, Кириллов налил Аббасу виски со льдом. Взглядом спросил Марата и Вадима: «Вам?»

— То же самое, — кивнул Марат.

— И мне, — повторил Вадим.

Аббас приподнял хрустальный тяжелый стакан:

— Чюз!.. А теперь — цум верк.

— К делу, — перевел Кириллов.

— Уважаемый господин аль-Аббас, я хочу познакомить вас с нашим новым сотрудником и партнером. Зовите его просто Вадим.

Кирилов перевел.

— Очень приятно, господин Вадим, — Аббас изобразил на лице улыбку, но глаза его, освобожденные от очков, оставались холодными. Словно бы насмотревшись на Вадима и запомнив его, он вновь надел темные очки. Скорее всего, решил Вадим, это были хамелеоны: он всех видел, а его глаза не видел никто. В Палестине такие очки в ходу.

— На этом протокольную часть можно считать законченной, — предложил Марат. — Если у господина аль-Аббаса нет к господину Вадиму дополнительных вопросов.

Вопросов не было.

— Господин Вадим давно мечтал побродить по вашим прелестным улочкам, — продолжал Марат, внутренне усмехаясь над своей велеречивостью, но в то же время отдавая себе отчет в том, что дипломатические переговоры — в них что-то есть. Как бы поднимающее себя в своих же глазах. — Господин аль-Аббас не возражает, если мы предоставим ему такую возможность? Минут на сорок.

Господин аль-Аббас не возражал.

— Пойди погуляй, — кивнул Марат Вадиму.

— Куда?

— А подумай. Не придумаешь — просто гуляй.