Онлайн книга «Бархатный губернатор»
|
– У Центробанка просишь, у премьера, у замов, а они просят у заграницы. То на то и выходит. А заграница дает в кредит. В долг! А кто отдавать будет? Дети наши, внуки! Что такое деньги? Бумага. А вывозим-то лес, руду, гоним газ, нефть, медь, алюминий, золото! – Кто же знал, что так получится? Задумано было ведь по-другому. Хорошо было задумано, – возразил Головачев. – Ты припомни, как приходил к власти Президент. Вся страна за ним шла. – А теперь тридцать процентов! Вот тебе и всенародный! Так и эти тридцать на воде вилами писаны. – Станешь губернатором и проверишь. Слушок идет, что приписки были. – Если стану, обязательно проверю. – А я тебе подмогну. – Каким образом? – Кто-то и за меня проголосует. Пусть пару тысяч голосов, но наберу. – Больше наберешь, – улыбнулся Супрун. – Но это дело впереди, а теперь ты подмогнуть мне можешь, если устроишь прямую телепередачу со мной. И лучше без комментатора. Только разойдешься, а уж журналист извиняется, дескать, время передачи истекает… Устроишь? – Когда ты хочешь? – Да хоть сегодня. – И о чем говорить будешь? – О чем с тобой говорил, о том и людям расскажу. – Добро, – подумав, ответил мэр. – Спасибо, Павел Андреевич. Но после передачи у тебя возникнут большие проблемы… – У меня их и теперь хватает, – усмехнулся Головачев. – Хочу предложить тебе свой недельный час. – А удобно? Люди привыкли тебя видеть. – Если не против, могу тебя представить. – Тогда большие проблемы превратятся в одну, но огромную. – Я готов. Я, Степаныч, на все готов. – Тогда с Богом! – Перед твоим приходом мне сообщили, что паренек, которого ты оглушил, повесился, – сказал Головачев. – Повесили. Такие, как он и его дружки, самоубийством не кончают. – Это само собой, – согласился Головачев. – А начальнички-то наши зашевелились! – Они неплохо знают Александра Борисовича. – Он полностью отстранил от расследования местные органы, за некоторыми исключениями. Наш краевой прокурор потребовал письменного указания, которое и было из Москвы немедленно им получено. Маркуша и Макеев пилюлю проглотили. – Турецкий сделает все, что от него зависит, в смысле расследования убийств и моего похищения, а вот что будет дальше, не знает. Сам мне говорил. – Но если будут неопровержимые улики, факты против руководителей самого высшего ранга, то куда им деваться? – Все-таки демократ, – улыбнулся Супрун. – Не обижайся. В самом хорошем смысле говорю. Неужели, Павел Андреевич, ты еще чему-то веришь? Или мало тебя били? – Били, бьют и будут бить. Но я верю. – Во что? – В правду, справедливость, в истину. – Сын сидит? Сидит. Твое дело, между прочим, тоже не прекращено. Денежки-то у тебя нашли! И дельце, придет момент, всплывет снова. Они там тоже кумекают. Завтра, может, и тебе наркотики подсунут. А что ты думаешь? Запросто. А потом отмывайся. – В одну реку дважды не входят. – Это ты такой грамотный, а Левитану или Муссолини такая грамота ни к чему. – Муссолини теперь тоже кандидат в депутаты, представляешь? – сказал Головачев. – Вот ты бегал, кричал на митингах, агитировал против советской власти. Ну и что, наагитировал? – Я бы и сейчас пошел кричать. То была не власть, обман и террор. – Ошибаешься. Была власть, и сильная. Весь мир боялся. – Конечно, пугало, а не власть! И уж совсем не народная, о чем орали днем и ночью средства массовой информации! – Теперь что, стало лучше? С Запада наседает НАТО, с Востока – Япония и Китай, армия морально разложена, солдат кормить-обувать не-чем, сверхсекретное оружие, какого еще и генералы наши не видели, в Чечню привозят прямо со сверхсекретных заводов. Бывшие воры в законе царствуют… Продолжать?! – Все это мне известно не хуже тебя. – Вот я и спрашиваю, на кой хрен ты агитировал? – Задумка была правильная, но многого мы не учли. Мы забыли о том, что Ленин со Сталиным уничтожили шестьдесят миллионов человек, что почти каждый третий из мужчин в бывшем СССР сидит в лагере. Кто год, кто два, а иные и по десять. Говоришь, армия морально разложена? Больше скажу. У нас почти весь народ был морально разложен. И ты со мной не спорь, Степаныч. Не переубедишь. Был один пирог, отщипывали от него кусочки и раздавали. Всем хватало. А хватало потому, что отщипывали всем, за некоторым исключением, почти поровну. Бригадиру грузчиков двести, и кандидату наук, может быть, будущему Вернадскому, тоже двести. Но бригадир, если он связан с продуктами, украдет еще на двести, а кандидату красть нечего. – На двести можно было крутиться. И очень даже неплохо, – стоял на своем Супрун. – По-моему, ты идешь в кандидаты как независимый от любых партий? Или в Москве тебя переубедили? – Никто меня не переубеждал, никто и не переубедит, даже если сильно захочет. Я, Павел Андреевич, с ужасом припоминаю лозунг о покорении природы, кукурузу за Полярным кругом, награды Леонида Ильича, которые, говорят, весили больше пуда, Генсека Черненко, которого держал сзади охранник за ремень во время голосования… – Неужели так было? – удивился Головачев. – Сам охранник рассказывал. Иначе бы Генсек рухнул… Стройки века, блажь лысого дурака, что наше поколение будет жить при коммунизме, разрушение храмов, борьба с алкоголизмом и пьянством путем вырубки самых лучших сортов винограда… – И ты вырубал, Федор Степанович! – А куда денешься?! – А теперь бы вырубил? – Черта с два! Пусть хоть сам Президент прикажет! – Прозрел, значит? Это и есть демократия. Еще раз повторяю, задумка была верная, но задумку эту сломали в корне. И виновны все. Коммунисты, патриоты, уголовники, воры в законе и демократы. И в первую очередь – демократы. Коли уж взяли власть, надо было держать. И самое главное – новую структуру общества и власти создать. А они все это профукали. – Беседовал я, Павел Андреевич, с одним монахом. И вот что он мне поведал. Россия, говорит, призвана повторить подвиг Иисуса Христа в назидание другим народам. То есть, как Господь, жить, проповедовать, перенести страдания и муки, а потом взойти на Голгофу и погибнуть… – Не хотелось бы погибать-то, – грустно усмехнулся Головачев. – …И возродиться вновь, но уже в другом качестве, – закончил Супрун. – В каком? – А этого никто не знает, даже монах. – Бред какой-то! – резко сказал мэр. -Не осуждаю верующих, но сам не верю. |