Онлайн книга «Бархатный губернатор»
|
– Значит, прежде чем заняться непосредственно расследованием дел, вы тоже изучаете биографии лиц, вас интересующих? – А как же! Я обязан знать все о подследственных. – И я вхожу в их число? – Разумеется. Вы же мне интересны. – И что особенного вы нашли в моей биографии? – полюбопытствовал губернатор. – Я бы мог рассказать, но, во-первых, это займет много времени, и, во-вторых, вы лучше меня знаете свою жизнь. – Очень интересно, – повторил Колесниченко. – Начинаем снижаться. – За разговорами и время пролетело незаметно. – Вы где остановитесь? – Хотите что-то предложить? – Если пожелаете. – Домик бы. С садом, курами, индюками, большим котом и маленькой собачкой. Надоела гостиница. – Устроим. Дом тестя подойдет? – Если имеется все, что я перечислил… – Имеется. Кроме маленькой собачки, зато есть большая. – На цепи. – Как и положено у хороших хозяев. – Годится. Но я не один, – кивнул в сторону охранников Турецкий. – Всем места хватит. Губернатора встретило все городское начальство во главе с мэром. Загомонили, заулыбались и повели к машинам, стоявшим на летном поле. – Александр Борисович! – крикнул Колесниченко. – Не передумали?! – Как считаешь, Игорь? – обратился Александр к Падерину. – Я не против. Гостиница мне тоже обрыдла. – Едем! – Тогда за мной! – скомандовал Колесниченко. К Турецкому подошел молодой человек. – Здравствуйте, Александр Борисович, – сказал он, знакомо кивнул Падерину. – Машины возле вокзала. Номера заказаны. Жду дальнейших указаний. – Поедем за кортежем губернатора, – сказал Турецкий. …Тесть понравился Александру с первых же произнесенных им слов. Он стоял у калитки довольно большого кирпичного дома, курил трубку, но не какую-то там амстердамскую, а самодельный казацкий чубук, и неодобрительно смотрел на кортеж машин. Был он высок ростом, усат и голубоглаз. – Совсем ты, Микола, ума решился, – проговорил он, указав на машины. – На что такая карусель? – Постояльцев тебе привез. Примешь? Старик внимательно посмотрел на Турецкого, на охранников, скромно стоявших поодаль, и улыбнулся, обнажив на удивление белые и крепкие зубы. – Пущай заходят. И, махнув на прощание рукой зятю, открыл калитку. – А эти пущай едут дальше. Да и ты тоже, Микола, езжай. Нечего народ пугать. – С батей моим не соскучишься, – обратился Колесниченко к Александру. – Такое обо мне услышите… Куда там Бендеру! – Давайте знакомиться, – закрыв калитку, сказал хозяин. – Назар Данилыч. Гости поочередно представились, и каждому, пожимая руку, хозяин повторял свое имя-отчество. – А теперь называйте меня по-уличному, Данилычем, – улыбнулся хозяин. – Кто из вас главный резака? – А в чем дело-то? – спросил Падерин. – Баранчика надо зарезать… – Не-ет, Данилыч, уволь! – не дослушал подполковник. – У нас другой профиль. Остальные тоже отказались. – И-эх, вояки! – снисходительно обронил старик. – Делать нечего, придется самому… И петуха вам не доверю. Таисья-а! Жена моя, Таисья Серафимовна, – пояснил он гостям. – Таисья-а! – Иду-у! Иду-у! Из виноградника вышла женщина, немолодая, но румяная и без единой морщинки на лице. – Гости у нас, Таисья. – Гостям мы завсегда рады. Милости просим. – Руби петуха, а заодно и индюшку! – Рядом-то с тобой стоят не мужики, что ль? – Интелегенты! Глядя на стариков, слушая их беззлобную перебранку, Турецкому вдруг стало легко-легко, и он даже почувствовал благодарность к губернатору Колесниченко. – Ну, ребята, по стакану вина! С прибытием! Волоки, Таисья! Открытие съезда было назначено на десять утра в бывшей резиденции генсеков. Зал, где должны были заседать делегаты съезда, был небольшой. Однако он вместил всех приглашенных и даже представителей средств массовой информации. Их было неизмеримо меньше, чем, скажем, на съездах, проводившихся в Москве, но основные органы печати, радио и телевидение были все же представлены. Делегаты и гости съезда – люди солидные. Достаточно сказать, что правительственную делегацию возглавлял первый вице-премьер, президентскую – глава администрации Президента, прибыли все без исключения крупные банкиры, несколько военных в генеральских чинах, директора заводов и промышленных ассоциаций. Открытие началось с исполнения Российского гимна, было зачитано приветствие Президента, встреченное бурными аплодисментами. Первым слово взял Юрий Андреевич Потапов. Турецкий смотрел на президиум съезда – людей, которые во многом решают судьбу страны, и совершенно не мог объяснить себе, почему эти люди сидят в президиуме, а не пребывают на тюремных нарах. Взять Потапова. Делец, умный и хладнокровный, вор, взяточник, убийца, а что-то еще вещает, учит жить. Губернатор Ставрополья Колесниченко, генеральный директор КАКТа Миша Муссолини, вице-премьер, человек с бледным, холодным лицом и непроницаемым взглядом, на которого Генпрокуратурой давно возбуждено дело за миллионы долларов ущерба. Дело, правда, приостановлено, но ведь придет и час расплаты, министры, финансисты, за которыми Турецкий тоже знал неблаговидные делишки… Да что же это такое? Речь господина Потапова была краткой, но внушительной, а по масштабам поставленных перед партией задач просто грандиозной. В противовес другим партиям РПДП не претендовала на власть, хотя всем известно: кто платит, тот и заказывает музыку. А платить партия собиралась много. Уже в этом году предназначались выплаты всех задолженностей по заработной плате, пятикратное увеличение пенсий, полное ассигнование средств на реформу армии, ресширение фермерских хозяйств, для чего будут закуплены сельскохозяйственные машины малых габаритов, и так далее, и так далее. Большого ума не надо, чтобы догадаться: если партия не претендует на власть, значит, нынешние властные структуры ее устраивают. Стало быть, со временем произойдет объединение государственных предприятий с корпорациями и коммерческими фирмами и последние в конце концов подомнут под себя первые, а руководители типа Миши Муссолини будут полновластными хозяевами экономики страны. Из выступлений первого вице-премьера, министров и финансистов Турецкий понял, что на самом верху, видимо, вопрос о создании партии был одобрен, и он пришел к малоутешительному выводу: правительство, не имея выхода из тупика, в которое оно само себя и загнало, пошло на поклон к коммерческому и частному капиталу, который был создан и создается криминальным путем. |