Онлайн книга «Визит к Минотавру»
|
— Я по делу. — А до утра твое дело не терпело? Ты из дому? — Нет, я еще на Петровке, Лаврова со мной. Комиссар весело хмыкнул: — Эх, Тихонов, мне бы твои годы, я бы знал, где по ночам с интересной девушкой… Так ты чего меня поднял? — У нас есть соображения, как выйти на вора… — Вот утром бы и сообщил свои соображения. — Утром меня могут отстранить от дела. — Ложкой не нахлебался, языком не налижешься. И ты меня не проверяй пробными шарами — знаешь ведь, не я один этот вопрос решаю. — Я и не проверяю. Я хочу успеть сам поймать эту сволочь. — Дело почтенное, — снова хмыкнул комиссар. — Подожди, я сигарету возьму… Громыхнула на столике трубка, и стало тихо. Лаврова спросила: — Бушует? — Ничего, терпимо. Надо, чтобы он совсем проснулся. На другом конце провода раздался шорох, стук, комиссар взял трубку. — Слушай, — сказал он. — Я ведь тебе велел идти домой отдыхать. Ты почему моих приказов не исполняешь? — Официального приказа о моем отстранении еще не было, а свое рабочее время я волен распределять по усмотрению. — Ну и глупо! Хороший сыщик должен много думать, а для этого надо крепко спать по ночам. Дураки да алхимики по ночам колобродят. — У вас нервы здоровые, — сказал я. — Нервы? — переспросил он. — Ничего. Нормальные нервы. С плохими нервами я бы от вас всех давно в психбольницу угодил. Так что у тебя там? — Помните, вы мне про вора Калаганина рассказывали? — Ну? — Вы его на место в машине вывозили? В Серпухов? — Нет. На электричке. — А почему? — Слушай, Тихонов, ты мне докладывать соображения позвонил или у тебя телефонный допрос запланирован? — Докладывать. Но у меня тут одно место не складывается. Так почему на электричке? — Не помню. Машины, наверное, не было. Я ведь тогда не начальником МУРа был, в твоей шкуре бегал, и с машинами было небогато. — С Курского вокзала? — спросил я упавшим голосом. — С Курского? — стал вспоминать комиссар. — Нет, подожди, подожди, с Белорусского мы его везли… — В Серпухов — с Белорусского? Это же другая линия! Комиссар помолчал, почмокал губами, раскуривая гаснущую сигарету, отчетливо раздался щелчок зажигалки. — Вспомнил, — сказал твердо комиссар. — Вот сейчас все вспомнил. Мы его повезли на электричке, потому что он сказал, что был там один раз и сможет сориентироваться только, если повторит в точности весь маршрут. А ездил, мол, он с Белорусского вокзала в Серпухов… — Так Серпухов же по Курской железной дороге, — продолжал я «выводить» комиссара. — Да. Но от Белорусского линия идет через город, мимо Станколита, по Комсомольской окружной до Курского вокзала, а далее — по маршруту следования. Хочешь — в Серпухов, хочешь — в Гагры… — А вы знаете, почему вас Калаганин повез с Белорусского? — Ну-ка, ну-ка, оживи тени ушедших… — Калаганин в отличие от меня знал, что Курский и Белорусский вокзалы соединяются городской веткой, и неоднократно ездил по ней. В материалах дела есть допрос свидетельницы Клавдии Степаньшиной, его любовницы, у которой он регулярно бывал. Задолго до всех этих событий она была выселена из Москвы и проживала на станции Козине — сто третий километр Курской дороги. И ездил Калаганин не от Курского вокзала к Белорусскому, а в обратном направлении. От Степаньшиной он ездил на Белорусский вокзал и оттуда — далее… — Почему? — заинтересовался комиссар. — А там проживает мастер воровского инструмента. Скорее всего на станции Голицыно. — Соображения? — четко осведомился комиссар. — Я вновь внимательно прочитал ваше дело и понял, что действительно был там момент, когда Калаганин был близок к откровенности. — Ну, спасибо за признание моих скромных заслуг, — усмехнулся где-то там, далеко, комиссар, но я и здесь увидел сумеречный блеск его золотых зубов. — Не стоит, — сказал я дерзко, — я думаю, что, если бы вы его прямо ночью повезли к мастеру, он бы сдал его. Он всю ночь думал, мне кажется, он сомневался до последней минуты, пока не привез вас на вокзал. И там окончательно передумал или испугался, в общем, сейчас мы уже этого не узнаем. Важно, что он решил не сдавать мастера, И тут, по линейной логике испуга, он принял обратное решение, а поскольку вы были уже на вокзале — оно было единственным: он повез вас в противоположную сторону… — Может быть, — зевнул комиссар. — Но это ведь только домыслы. Как насчет конкретных фактов? — Старший следователь третьего отдела Сеня Камбург в таких случаях говорит: «Вы хочете фактов — их есть у меня!» Комиссар засмеялся: — Дело в том, что когда Сеня говорит, что у него есть факты, то им можно верить, как статьям УПК. Он, кстати говоря, по ночам всегда спит… — Ну и на здоровьице! Передо мной лежит схема, если хотите, то доложу сейчас. А нет — то завтра? — спросил я. Комиссар помолчал, видимо, устраивался поудобнее, потом сказал: — Давай сейчас. А то у тебя нервы плохие, до утра не дотерпишь, снова разбудишь… — Слушаюсь. В квартире Полякова нами был обнаружен билет 20-го маршрута троллейбуса, оторванный в кассе в ночь совершения кражи где-то на участке между платформой Беговой и площадью Маяковского. Это раз. — Волнующий факт, конечно, — сказал комиссар. — В почтовом ящике Полякова лежала телеграмма, отправленная из отделения связи на Беговой улице, напротив ипподрома. Можем предположить наличие связи? — Допустим, — осторожно заметил комиссар. — Анонимка, которой нас наводили на Иконникова, была отправлена из Кунцева. По штемпелю на конверте Лаврова это установила точно. — Сама установила? — Зачем? На Главпочтамте сообщили. Письмо, которое прислали Иконникову, ну то, которое я хотел изъять, было обработано в 45-м отделении связи, расположенном в здании Белорусского вокзала. — А ты это откуда знаешь? — подозрительно спросил комиссар. — Мне его Иконников вместе с посмертным письмом переслал. Он пишет, что кто-то хотел воспользоваться им как щитом… — Что же ты об этом молчишь, ослиная башка? Я себе голову выламываю, как завтра защищать тебя, а ты со мной в молчанки играешь! У тебя что, не все дома, что ли? Лечиться надо тогда! |