Онлайн книга «День денег»
|
– И частичные удобства? – спросила девушка. – Удобства все! – весело сказал отставник, гоня машину. – Только в общем месте, но это разве проблема, когда главное – любовь? – Коммуналка? – спросила девушка. – Ну и что? Там комната сорок метров, а потолки – пять! – Мы там что, летать будем? – Плачу триста в час, – сказал ей Парфенов. Она его все больше раздражала. И голос какой-то… Ринит у нее, что ли, или просто насморк? Да и фигуру он успел косвенно рассмотреть. Ножки худенькие в черных чулочках из-под короткой юбки высовываются загогулинками, коленочки шишковаты, свитерочек плоско обтягивает стан. «Но, может, это опять-таки и лучше?!» – возникла недавняя странная мысль. Приехали в центр, на улицу Бахметьевскую, подрулили к двухэтажному дому, отставник убежал. И вернулся бодрый: – Все нормально! Мама, правда, приболела, но она будет за ширмочкой лежать, не встанет. Ну, может, чего-нибудь скажет, она любит на жизнь пожаловаться, маразм! Не обращайте внимания! Девушка хмыкнула, а Парфенов, в уме своем представлявший уже сцены с нежными девичьими криками и стонами и мужским пламенным рычанием, не хотел, чтобы старушка это слышала. – Не пойдет, – сказал он. – Тогда так, – не унывая, сказал ему отставник. – Стольник в зубы этой шалаве и на фиг ее, а я везу тебя туда, куда надо! – Чего?! – возмутилась брюнеточка. – Вали, вали! – посоветовал ей отставник, вынул из руки Парфенова сотенную бумажку, которую тот по его слову достал, сунул девице и открыл дверь. Она, ругаясь сквозь зубы, вылезла из машины. И отставник погнал с лицом вдохновенным и бодрым. Видимо, он был из тех упертых служак, которые, взявшись за дело, доводят его до конца. Мигом пролетели они несколько кварталов и остановились возле обычнейшего девятиэтажного дома. Мигом отставник залетел в подъезд и мигом вылетел: – Все нормально, тебя ждут, и выбор есть! Квартира семнадцать, назовешься Владиком. Я ж забыл спросить, как тебя зовут. Тебя ждать? – Нет. – Как хочешь. И, взяв за труды достаточную сумму, довольный отставник укатил. Парфенов поднялся на третий этаж, позвонил в дверь семнадцатой квартиры, назвался Владиком, его впустили. Впустил мужчина в джинсах и майке, живот нависал на джинсы, от мужчины пахло чем-то кислым, но потом Парфенов понял, что это запах всей квартиры. – На сколько? – спросил мужчина. – Часа на два. – Обоих? – Кого? – Девушек обоих? – Обоих, – усмехнулся Парфенов. – Семьсот пятьдесят, – явно наобум сказал мужчина, с трусливой наглостью глянув на Парфенова. Но тому неохота было изображать из себя знатока. Он вынул пачку денег, отлистнул семь сотенных и пятидесятку. – Туда, – указал мужчина. (Квартира представляла собой двухкомнатную «распашонку»: посредине кухня и санузел, а по бокам комнаты. Сутенер находился в одной из комнат, а «обои» – в другой.) «Обои» эти хоть и были малочисленны, но представляли собой лаконически воплощенное стремление угодить всем вкусам. Одна, естественно, блондинка (неестественная), вторая – брюнетка (кажется, природная). Одна повыше, ближе к топ-модельному стандарту, но, само собой, статнее, вторая – гибче и мельче, зато красивенькая, с орехово-зелеными, подлость такая, глазками. В комнате был широчайший диван, ничем не покрытый, зеленого цвета, во многих местах залоснившийся, – и больше почти ничего не было. Ну и телевизор, конечно, с видеомагнитофоном, оттуда ритмические стоны звучали. Девушки лежали на диване в мятом полупрозрачном белье, которое должно было казаться эротичным, в опостылевший телевизор не смотрели, а смотрели так как-то… в никуда. Вот мужчина вошел – стали смотреть на него. Не старый еще, хорошо. Не сильно пьяный, тоже хорошо. Одет не сильно круто, тоже хорошо. Интеллигент, в общем, как они таких называли. Не самый худший вариант (хотя некоторые из них так распоясываются – почище загулявшего братана какого-нибудь). В дверь постучали. – Не желаете напитков? – спросил мужчина голосом официанта. – Желаем! – тут же откликнулась блондинка. Слово ее произвело неожиданное действие. Мужчина влетел, поставил наскоро на пол поднос с бутылками и какой-то дрянью-закуской, подскочил к блондинке, схватил ее за ухо и стал крутить с криком: – Я тебе сколько говорил, подлюка! Ты к концу дня опять лыка вязать не будешь? Работать я буду за тебя? – Я пошутила! – верещала блондинка. – То-то, – сказал мужчина, вытирая пальцы о штаны. А потом нагнулся и что-то пошептал ей в наказанное покрасневшее ухо. Она кивнула. Все это выглядело как дело семейное, обычное, при котором посторонних не стесняются, поскольку они, войдя сюда, тут же как бы становятся членами семьи. И именно поэтому мужчина сказал Парфенову совершенно по-свойски: – Ей не давать, заметано? – Ладно, – кивнул Парфенов. Мужчина вышел. Повисла пауза. Всем было скучно. Ни Парфенову, ни девушкам не хотелось начинать того, ради чего они были здесь. Вдруг блондинка вздохнула, разделась (такими бытовыми движениями, как в бане раздеваются), легла на спину, резко подняла вверх ноги и брякнула их, раскидывая, о постель так, что та вся заколыхалась. Ее подруге это показалось почему-то очень смешно, она аж повалилась от смеха. Полежав так некоторое время, блондинка поднялась, села и сказала: – Мущин, а мущин! Налей полстакашка, а? У меня день рожденья сегодня, а он даже в день рождения меня оскорбляет! – И мне немножко! – просюсюкала черненькая. Что ж, налил им Парфенов винца, а себе – водки. Чокнулись. – Юля. – Галя. – Пал Палыч. Девушки, выпив, закусили дольками соленых огурцов, а Парфенов выбрал апельсин. Ему тепло стало и хорошо. Намеревался он совсем другое делать: раздеть этих шлюх, излапать их, изнасиловать, унизить словами и движеньями, довести до того, чтобы пощады запросили. И – расхотел. И – сидят, выпивают (он вдогонку тут же еще выпил), разговор завязался. – На улице такая прелесть! Золотая осень! – сказала Юля. – А этот сучец нас даже погулять не выпускает. Собак, и тех выгуливают. |