Онлайн книга «Участок»
|
Синицына обрадовалась возможности угодить хорошему человеку: – А ведь есть! Сейчас принесу! И вышла из комнаты. А Корытников повел себя странно для музейного работника. Он кинулся к комоду, открыл один ящик, другой. Увидел серебряную рюмку, окаймленную позолотой, лежащую среди всякой ерунды, схватил, осмотрел, воскликнул тихо: – Есть! – и вернулся на место. А Синицына внесла старый патефон. Поставила на табурет, вытерла пыль. – Вот. И пластинки к нему имеются. Только он не работает. Он и тогда не работал, а сейчас тем более. – Великолепная вещь! Великолепная! – восхитился Корытников. – Жаль, у нас таких несколько. А нет ли мелочи какой-нибудь?.. Ну, посуда какая-нибудь, например? Какие-нибудь рюмочки металлические?.. – Есть одна! Точно! Как раз металлическая! – Зоя Павловна достала из комода рюмку. – Я и не пью из нее, лежит себе и лежит. Корытников взял ее, повертел: – Надо же, совпадение какое... Нет, к сожалению, сама по себе она почти ничего не стоит. Такие рюмки в наборе выпускались. Две рюмочки – и графинчик, тоже металлический. Это что-то вроде мельхиора. У нас как раз графинчик и одна рюмочка есть! Вот бы вторую! Люди будут смотреть и радоваться! Синицына замялась: – Нет, извините, пожалуйста, я вам отдать ее не могу. – Кто говорит – отдать? Продать! На благо людей! Я ведь официальный представитель музея, имею право заплатить. Она без дела у вас лежит годами, ведь правда? – Это так. Но все-таки память. – Только для вас. А будет – для всех. Рублей пятьдесят я вполне могу! – Не знаю... – стеснялась Синицына. – Даже сто. Сто рублей не такие уж плохие деньги! Тут Синицына вспомнила про свое положение и сказала: – Я вообще-то не бедствую... – Понятно, сыновья помогают. Замечательные люди, замечательные! А знаете что? Давайте обменяемся? – Корытников достал из портфеля кассету. – Этот фильм не видели? – Нет. – Синицына посмотрела на коробку. – Ой, а актера этого я знаю! Он мне нравится. Такой, это самое... Как оно называется... Секс-символ! Если бы Корытников впервые был в современной деревне, он бы удивился. Но он много уже поездил, много видел и слышал – и не удивлялся ничему. – Именно, Зоя Павловна! Весьма эротичный мужчина! Ну? Меняемся? Зоя Павловна махнула рукой и рассмеялась: – Меняемся! – Отлично! – Корытников вручил Синицыной кассету, сунул в портфель рюмку и вдруг стал очень серьезным. – Зоя Павловна! А теперь – важный разговор! – Слушаю, – тут же преисполнилась Зоя Павловна. – Понимаете, музею ведь государство денег не выделяет. Я на собственные средства все делаю. И если узнают, могут даже наказать. Выговор объявят. – Вот люди! Человек доброе дело делает, а ему выговор! – огорчилась Зоя Павловна. – О том и речь! – с обидой борца за правду сказал Корытников. – Поэтому просьба: никому не говорить. – Никому не скажу. Зачем подводить такого хорошего человека?! – Да какой я хороший! – самоуничижительно ответил Корытников. – Просто, извините, энтузиаст своего дела... Любезнейшим образом распрощавшись с Синицыной, Корытников вышел. На ходу листая тетрадь, он рассуждал: – Так, к кому теперь... Теперь, пожалуй, к Кублаковой... 6 И Корытников поехал к Кублаковой. Любовь Юрьевна колола дрова, высоко, по-мужски, замахиваясь. – Бог в помощь, Любовь Юрьевна! – пожелал Корытников, входя во двор. Он сменил очки: теперь были стильные, в легкой позолоченной оправе, томно и таинственно затененные; вид их был призван расположить к доверию сердце одинокой женщины. – Не помочь? – спросил он. Люба не ответила, а закричала в сторону дома: – Наталья! Не стыдно тебе? Мать вкалывает, а ты, дура здоровая, лежишь! – Во-первых, не дура. А во-вторых, ты про дрова не говорила ничего. – А тебе хоть говори, хоть не говори... Корытников увидел, что на крыльце дома расположились две девушки. Одна, которая отвечала, была, видимо, дочь хозяйки. А вторая, небесной красоты, неизвестно кто. Корытников даже на минуту забыл о деле, чего с ним практически никогда не случалось. – Вы чего хотели-то? – спросила Люба. – Я? Ах, да.... Понимаете... Суть в следующем... И деликатно взяв Любовь Юрьевну под локоть, Корытников повел ее к дому, на ходу представившись и объяснив суть. – Вообще-то был уже от вас представитель, от музея. Года три назад, – сказала Люба. – Кто? Не Васильев? – Я не помню. Тоже иконами интересовался. – Продали ему что-нибудь? – встревожился Корытников. – Еще чего! Валентин его и на порог не пустил. Корытников одобрил: – И правильно! Самозванец он, а не представитель музея! – Правда? А вид приличный, как вот у вас... Нет, не продали ничего. Но тогда другая ситуация была. И денежки водились, и все-таки муж... Иконы есть старые и книга какая-то. Только продавать все-таки... Нехорошо как-то... – А я и не прошу продавать. Я только – посмотреть. – Это можно. Они прошли в дом, и Люба первым делом показала книгу. Это была старообрядческая Библия, тут же опознал ее Корытников, печатная, но с рукописными пометками. Он листал ее и сокрушался: – Плохо! Плохо! – Что плохо-то? – Как что? Лежит она, никто не читает и даже не видит. А в музее она будет людей радовать! Люба эти слова расценила вполне практично: – Все-таки купить хотите? Корытников достал из портфеля квитанцию: – Все официально, как видите. Я уполномочен предложить пятьсот рублей. – Что?! Полторы тысячи, не меньше! – Любовь Юрьевна, вы меня с кем-то путаете! – вскричал Корытников. – Я не оптовый покупатель! Я научный сотрудник! Восемьсот максимум! – Тысяча. Или разговора не будет! – Люба взялась за книгу. Корытников схватил ее и прижал к сердцу: – Хорошо, согласен! Он отсчитал деньги и попросил: – Вот тут распишитесь, пожалуйста. Мне для отчета. Люба расписалась, а Корытников стоял над нею, говоря: – И вот что, Любовь Юрьевна. Я-то вам даю деньги официально, но вы их берете как бы неофициально. Потому что если официально, то налог на предметы истории – семьдесят процентов. |