Онлайн книга «Сотник и басурманский царь»
|
– Слышь, ты, ущербный, у тебя энто твоё «ы» на все случаи жизни, что ли? Я русским языком говорю: какая ведьма?! Если понял, тупо кивни. Толстый чёрт тупо кивнул, как и велено. – Ну вот, я знала, что мы договоримся, хотя бы на примитивном уровне основных жестов. Итак, ведьма твоя высокая, чернявая, нос клювом и ходит в бесстыжем декольте? Хряк радостно кивнул. – Стало быть, опознал, и то дело. Ладно, с ведьмой вашей я сама разберусь. А ты вали отсель, милок… Чёрт морду жалобную скорчил да к сотнику наклонился… – Куда ручки шаловливые потянул? А ну брысь! – сдвинула брови Яга да как дунет! Бедного толстяка чуть за верхушки вязов не снесло, хорошо за плиту могильную хвостом зацепился… – И это, – вовремя вспомнила Баба-яга, хлопнув себя по лбу, – ты товарища своего припадочного забери. Хряк послушно схватил за плечи всё ещё находящегося без сознания Наума и потащил от греха подальше. – Вы его врачу не показывали? Нет? У него, походу, глисты… Толстый Хряк только руками развёл, типа а чёрт его знает, Наумка всегда был с закидонами интеллигентскими, так что, может, и глисты… А сам уже и рад был, что от знаменитой Яги живым вырвался и друга уволок. А что Агате про то рассказать, так это и завтра придумать можно. Сейчас главное – быстро слинять по ветерку, никаких героев из себя не строить, в бутылку не лезть и на грубости не нарываться. Ведьм в мире много, а Баба-яга одна! …Меж тем мы в другую сторону глянем, туда, где горят в лесу два низеньких костра, высокие разжигать басурмане не стали, вдруг да заметят казаки. У одного сами сидят, у другого пленным погреться разрешили. Не из человеколюбия, как вы понимаете, а в заботе о сохранности товарного вида. Не приведи аллах, какая из красавиц завтра чихать начнёт? Всё, султан может так разгневаться, что только головы полетят, а их великого Халила рассердить – много ума не надо, он на плаху посылает всех кого ни попадя, по пять раз в день, по настроению… Вот кормить девушек не стали. Во-первых, вредно есть после восемнадцати часов, а во-вторых, на торгах ценятся стройные девушки, растолстеть они и в гареме успеют как нечего делать, на сладком вине, шербете, рахат-лукуме и восточной пахлаве… А пока сидят пленницы тихо, на судьбу свою горькую вздохами жалуются, все слёзы выплакали, уж и не ждут избавления. Понимают, что в другой поход ушли их отцы и братья, в другой путь унесли их верные кони, царёву службу исполнять, долг нести перед любимым отечеством. Сами-то знают: кто в басурманский плен попал да на невольничьем рынке продан был, тому назад дороги нет… – Мам, а мам, как думаешь, доберётся Дашка до наших? – старшая дочка жену сотника спрашивает. А та, хоть и у самой сердце не на месте, как может, своё дитя поддерживает: – Дашка-то доберётся. Только бы атаман с казаками поскорей вернулся. – А… отец как? – Видела издалека, как он малую на коня своего посадил. Как с шашкой на басурман пошёл. Больше его не видела… – Я видел, – подал голос Юсуф, цепь не отпускала его далеко от Ксении, что не радовало ни её, ни его. – Живой он. – Живой, – чуть не разрыдалась Настасья. – Ты говори, говори, сынок! – Какой он тебе сынок, мама?! – возмущённо вскинулась дочь сотника. – Он же разбойник и с басурманами заодно! Он не казак! – Да, не казак, ну и что? Зато я сам видел, как его ведьма в плен взяла. – Когда ты видел, врун?! – Когда нас с тобой уводили! Ты в землю смотрела, а я по сторонам! – Ой, ой, ой! Можно подумать, тебя из-за меня увели? Сам во всём виноват! – Почему я опять виноват?! – невольно кинулся к Настасье кавказский юноша. – Зачем она всё время на меня наговаривает, а? – Ксюшка, ну что ты в самом деле… – укоризненно обернулась мать. – Да это же он с разбойниками увёл из станицы казаков! – разбушевалась старшая дочка. – А потом на нас напали басурмане! – Тихо там! – неохотно рявкнул с места басурманский стражник, но разве ж буйную Ксению успокоишь… – Ты во всём виноват! – проорала она и Юсуфа душить бросилась. Не дожидаясь худшего, басурманин к ним подошёл, девчонку шибко ретивую назад к пленницам толкнул. А кавказец молодой с того вдруг вспыхнул гневно и сам басурманина в грудь шибанул как следует. Тот в сторону отшатнулся, зарычал, как медведь, и плеть ногайскую из-за пояса вытянул. – А, шайтан-урус, выпорю обоих! Только тяжёлой плетью замахнулся, как юноша и девушка, не сговариваясь, вперёд кинулись да цепью стальной его за ноги и опрокинули! Рухнул он с руганью, а жена сотника на него сверху первой навалилась: – Ксеня, бегите! За подмогой бегите-э! Пленницы всей толпой, единым духом вперёд грянули, стражника там, где лежал, и завалив. Покуда все опомнились, порядок навели, подзатыльники понараздавали, кого надо по разным углам рассадили, Ксения с Юсуфом уже исчезли в наступающей мгле. Догонять их по ночи не стали, прекрасно понимали, что и утром возьмут, никуда не денутся. Ну это они так думали, а ребята, удирая, считали совсем иначе… А в широком поле, ночь-полночь, казаки скачут. Усталые кони едва ноги передвигают, сами станичники словно из стали выкованы – усталости не знают, глаза горят, как у степных волков, ноздри хищно раздуваются, рыщут по сторонам, сдаваться не умеют, не из того теста сделаны, порода не такая. Скорее сами сдохнут, но погони не оставят и на том свете будут незримо коней за врагами гнать… Сам атаман сутки в седле, ни сна ни отдыха, простым казакам примером служит, не из чувства долга служебного, а потому что сам из той же станицы. Не позволит никому настоящий атаман девушек да детишек обижать, чьи бы они ни были. А иные нынешние «казаки», в орденах да медалях от ворота до пуза, с погонами генеральскими, отродясь ладошки шашкой не мозолившие, и называться таковыми прав не имеют – степь трусов не терпит… Сарам, главарь разбойничий, рядом с атаманом едет, в друзья набивается, с речами льстивыми пристаёт, с вопросами издалека подкатывается. Атаман казачий нос воротит, но слушать вынужден, хотя гнев нарастает. – Сколько ещё? – Совсем близко, э… – главарь радостно отвечает. – Ты мне голову не морочишь?! Мы полночи с коней не сходим, а едем всё дальше и дальше от станицы. – Ну конечно, не морочу! Я же обещал, значит, сделаю, слово Сарама! – Угу… – Слушай, а ты что, мне не доверяешь? – Таким, как ты, верить – себя не уважать. – Вот это ты зря… – горько вздохнул Сарам, сражённый прямо в чёрное сердце. – Хотя я понимаю ход твоих мыслей, дорогой. Разбойник, бандит, грабитель… как ему верить, да? Понимаю, понимаю, но вот всё равно обидно, честное слово!.. |