Онлайн книга «Человек-машина»
Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать собак: — Если нужно что-то взорвать, то разве хлопоты с имплантацией — лучший способ… — Оно трясется! — У Лолы стучали зубы. Я различил звук: тончайший писк, на грани восприятия. Понятно, почему взбесились собаки. — Чарли… я думаю… ты должен… бежать. — Нам нужно всего лишь замедлить сердцебиение. Сосредоточься на покое. — Не могу! — Можешь, Лола. Ты хозяйка своего тела. — Беги, Чарли! Писк усилился настолько, что за ним уже было трудно расслышать что-то еще. — Я не бегаю. У нас техническая проблема. И мы можем ее разрешить. Вместе… Я собирался продолжить. Я хотел напомнить, что мы — разумные люди, а логика сдвинет горы. Эти слова были призваны либо успокоить Лолу, либо нагнать на нее тоску; сердцебиение должно было замедлиться в любом случае. Я до сих пор считаю, что идея была хороша. Но прежде чем я заговорил, Лола взорвалась. Меня хлестнуло чем-то похожим на порыв ветра, но вместо воздуха были иглы. Ноги дрогнули. В ушах зазвенело. В доме воцарилась тишина. Я посмотрел на Лолу, а она посмотрела на меня, и с нами обоими как будто ничего не случилось. — Ты в поря… — Мы заговорили одновременно. Она шагнула вперед, и ничего страшного не произошло. Мы улыбнулись. Лола упала в мои объятия: — Как страшно. Что это было? — По-моему, что-то, что не сработало. — Я решила, мы умираем. — Она содрогнулась. — Мне показалось, что я собираюсь тебя убить. Прошла минута. Странно пахло чем-то едким. Лола подняла на меня глаза: — Собаки замолчали. Мы слушали. Лола потянулась к дверной ручке. Я хотел посторониться, но не смог. Я попытался снова. — Чарли? Запах был знакомый. Такой же возникает, если включить схему в розетку не с тем напряжением. Запах перегоревших транзисторов. Дисплей цифрового будильника на прикроватном столике погас. На полке стоял небольшой стереопроигрыватель, светодиод которого на датчике включения обычно горел красным, — тоже ничего. — С вами все в порядке? — донесся до нас голос Анжелики. — Электричества нет! — Нет, — сказал я. — Нет, нет, нет. — Что с тобой? — Лола тронула меня за руку. Я открыл рот и снова закрыл. — Ты ранен? — Да. Да. — Куда? — Мои ноги. — Твои… — ЭМИ. Электромагнитный. Импульс. — Что это значит? — Ты убила мои ноги, — сказал я. Существует пять стадий горя. Первая — отрицание. Например: Мои ноги не умерли. Этого не может быть. Затем — гнев: Ты убила мои ноги, пошла вон, убери от меня свои руки и так далее. Для этой стадии характерны крик и ярость. Те или иные несправедливые упреки. Слезы и оскорбленные чувства. Затем — торг. Уже тише. Лишь бы уцелела батарея. Пожалуйста, пусть она будет в порядке. Четвертая стадия — депрессия. Они мертвы. Я мертв. Это своего рода извращенное наслаждение. Последняя стадия — принятие. Я не привожу примеров, потому что был очень, очень далек от принятия. На четвертый день Лола вошла в мою комнату. До сих пор она оставляла подносы с едой снаружи. Я приучился ждать, пока не стихнут ее шаги, подтягиваться к двери и втаскивать поднос внутрь, пока не налетели собаки. Но в этот раз она открыла дверь. Зеленая блузка и глубокое страдание. Я сидел на ковре в окружении органов. Органов моих органов. Я разобрал их и разложил детали концентрическими кругами. Выглядело это так, будто я пал жертвой самого аккуратного в мире взрыва. Так оно и было. То, что вырвалось из Лолы, не убило никого и не разрушило ничего, не повредило ни единого тела, кроме моего. — Мне кажется… — начала она. Разрозненные компоненты не означали, что я занимался ремонтом. Я разобрал Контуры, потому что не смог придумать ничего другого. Я пытался разложить проблему на мелкие части, пока не доберусь до чего-нибудь, что можно исправить. Так поступают в ходе любого решения: делят на части. — Мне кажется, несправедливо вести себя так, будто я в чем-то виновата, — сказала Лола. — Ты не виновата. — Произнося это, я не смотрел на нее, так как в действительности не верил сказанному. — Это они в меня вставили. — Она шагнула вперед, и ее нога опустилась рядом с трехфутовым титановым фрагментом, который когда-то отвечал за плоскостную стабилизацию; проблема заключалась в том, что многие детали были машинной сборки и я не мог разобрать их при помощи бытовых инструментов. — Они вложили эту штуку мне в грудь и даже не сказали. Вопреки всякому желанию у меня вырвалось: — Ты могла успокоиться. — Я могла успокоиться. — Да. — Чарли, я пыталась. Я подобрал радиальный болт. Я не вполне понимал, откуда он был. Поначалу я вел записи. Надо было продолжать. — Сердце не успокаивалось. Оно… — Люди весьма избирательны, когда дело касается тела, — сообщил я болту. — Когда оно делает что-то хорошее, они приписывают заслугу себе. И говорят: это сделал я. Но стоит чему-то пойти не так — и ни о каком я речь уже не идет. Виновата нога. Кожа. Они сами вдруг становятся ни при чем. Остается тело, в котором они застряли. — О чем ты говоришь? — Ни о чем. — Я вертел болт в руках. — Просто наблюдение. Тишина. Дверь, закрываясь, щелкнула. Я нашел под кроватью скейтборд и взгромоздился на него. С одной рабочей рукой и наполовину действовавшей другой мне удалось кое-как проехать на нем с мизерной скоростью. Это было неудобно и унизительно, но у меня получилось. Когда я уверился, что вокруг никого нет, я отворил дверь и выбрался в коридор. На полпути к ванной выбежала собачонка и присела на плитку. Я понимал, что она ничем не могла помочь, даже если бы захотела, но все равно был оскорблен. Я вполз в ванную и прикрыл за собой дверь. Мое дыхание было тяжелым и неровным. Я совсем потерял форму. Положив мою полуруку на стульчак, а целую — теперь хорошую — на лавочку, я подтянулся. Ручные мускулы дрожали, как перепуганные девчонки. Я перевалился через стульчак и поцеловал фарфор, но мне было плевать, так как это был хоть какой-то прогресс. Я кое-как перевел себя в вертикальное положение. Начав мочиться, я испытал гордость. На выходе меня ожидали три собачки. Им не было ни страшно, ни любопытно. Они просто сидели. — Брысь! — Я притворился, будто замахиваюсь. |