
Онлайн книга «Блиндажные крысы»
Несмотря на трагичность момента, доктор покраснел от смущения, потупил взор и не нашел, что ответить негодяю, по-хозяйски копавшемуся в его пакете. — Не смущайтесь, доктор, — успокоил его Валентин, сортируя препараты. — Почти все нищие бюджетные врачи так делают, это своего рода стандарт, потому-то и попросил ключи… Ага, вот как раз то, что нужно. Валентин отобрал нужный препарат, заправил шприц и протянул доктору: — Вы сами или помочь? — Вы полагаете… — усомнился доктор. — Обязательно, — категорично кивнул Валентин. — Вам нужно как следует расслабиться и уснуть. Иначе ваше интеллигентское сердце не выдержит такой колоссальной нервной нагрузки. — А если… — Тогда мы вам поможем. — Ладно, давайте я сам… Схожий по действию препарат был у Валентина с собой — на случай, если в докторском сейфе не окажется подходящей тинктуры или доктор окажется нереально честным. Но коль скоро все получилось в пределах нормы, свой препарат можно приберечь для другого случая. После инъекции Валентин усадил доктора за стол, дал ему лист бумаги с ручкой и продиктовал: — Очень жаль, что пришлось так поступить, но другого выхода я не вижу. Простите меня за то, что я сделал. Подпись. Продиктовал и напрягся: даже такой прекраснодушный тип, как доктор, в этом месте может заподозрить подвох. — Вы хотите повесить ЭТО на меня?! — увы, обостренная совесть интеллигента оказалась сильнее инстинкта самосохранения. — Вы его… А я, значит… — Пишите, доктор. — А если… — Тогда поедем к вашей семье. А потом все равно придется написать ровно то же самое. — Господи… Что ж вы за люди такие! — с горечью воскликнул доктор, хватая ручку. — Повторите, я не запомнил… Валентин повторил текст обращения. Доктор торопливо написал и поставил внизу аккуратный автограф, неброский и скромный, как и вся его жизнь. Валентин прочитал записку: доктор допустил некоторую отсебятину и в одном месте сделал орфографическую ошибку, но это вполне объяснимо сильным душевным волнением, так что переделывать не обязательно. — Хорошо, — Валентин придавил листок органайзером и принялся выкладывать из пакета «стандартный набор»: несколько салфеток, коробку конфет, упаковку с пирожными, лимон… И литровую бутылку недорогого коньяка. — Ну уж нет, вот это увольте! — отказался доктор, слегка заплетаясь языком: препарат уже начал действовать. — После этой инъекции ваш коньячок — это вовсе не релакс, как вам мнится, а страшный яд, даже в самых малых дозах. Понимаете, сочетание алкоголя с… — Я знаю доктор, можете не продолжать, — Валентин, пошарив в тумбочке, достал старозаветную чашку с намертво въевшимися следами многочисленных чаепитий и на две трети наполнил ее коньяком. — Пейте. — О боже… — потерянно пролепетал доктор. — Вы что, хотите… В этот момент в кабинет вернулись Палыч и Шота. Валентин вопросительно посмотрел на Палыча. Мрачный, как грозовая туча, Палыч молча кивнул. Все ясно, дело сделано. — Готов, — Шота счел нужным озвучить безмолвный ответ более развитого собрата. — Без вариантов. Палыч досадливо скривился — чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не отвесить оплеуху своему словоохотливому помощнику. — Пейте, доктор, — вернулся к теме разговора Валентин. — А иначе… — А иначе поедем к вам домой! — ненавидя себя, желчно проскрипел Валентин. — А потом, после ВСЕГО, все равно заставим пить! Силком вольем, если понадобится… Доктор несколько мгновений колебался, завороженно глядя на чашку, затем надрывно всхлипнул и в три глотка осушил ее. Валентин тотчас же наполнил чашку. — Повторим для верности… Повторили трижды. В итоге доктор выхлебал полбутылки с интервалом в две минуты. — А теперь можете с чистой совестью отдыхать, — Валентин принял доктора под руки, довел до кушетки и заботливо уложил. — Спите, не думайте ни о чем. Больно не будет. — Гореть вам… В аду… — тихо прошептал доктор, погружаясь в последний сон. — Нелюди… * * * Когда покидали приемный покой, ласковая медсестра не преминула напомнить о себе: — Быстро вы! Что, Андрей Федорович сегодня не в духе? — Да, определенно не в духе, — ответил Валентин. — Что-то совсем без настроения. Спать, говорит, хочу. Пришлось оставить ему все и раскланяться. Пусть отдыхает… * * * — Все в норме. Проводили родственника и его лечащего врача. — То есть эскулап оказался осведомленным? — Да. Присутствовал, слышал, знает. Прозвучали две персоны. Остальные члены консилиума на них вроде бы не отреагировали. — Вроде бы? — Большего узнать не удалось. Искренность была — триста процентов. — Ну что ж… Хорошо, спасибо за работу. — Мы свободны? — Разумеется. Сейчас заедете в одно местечко, заберете результаты консилиума, и — по домам. Просьба такая же: цивилизованно, без лишнего шума. В общем, в твоем стиле. — Сделаем. А что за местечко? — Поезжайте в сторону Ленинградки, не спешите, откройте левое заднее окно. Предупреждаю: сезон охоты на «Ямах» еще не открыт, так что палить не надо. — Эмм… Не совсем понял: на кого сезон не открыт? — Да там увидите. Все, до связи. На пересечении Ленинградки и Беговой машину Валентина догнал невесть откуда выскочивший байкер на «Ямахе», ловко забросил в открытое окно небольшой сверток и пулей умчался восвояси. Предупреждение генерала было весьма своевременным: при других обстоятельствах Палыч и Шота мгновенно изрешетили бы ночного ездуна, попытавшегося забросить что-то в салон их машины. Потому что при других обстоятельствах это «что-то» запросто могло оказаться гранатой. Остановились, посмотрели, чем нынче по ночам швыряются байкеры. В свертке была записка и несколько фото: полный симпатичный мужчина средних лет, с плешью и недюжинным умом во взоре. На трех из пяти фото мужчина был с трубкой — такая вот своеобразная характерная деталь. Лицо мужчины показалось Валентину знакомым, возможно, приходилось пересекаться по службе. Запомнив данные, Валентин устроил пожар в ближайшей урне, спалив всю доставку вместе с пакетом. — Едем на Фрунзенскую набережную. * * * Рекогносцировка много времени не отняла — Валентин прекрасно знал этот район. «Объект» проживал в одной из нескольких «сталинок», образовывавших просторный двор с отличной детской площадкой, беседками и ухоженными клумбами. Двухкомнатная квартира «объекта» располагалась на третьем этаже, окна выходили не во двор, а на пешеходную аллею, вдоль которой росли вездесущие московские тополя. |