
Онлайн книга «Научите меня стрелять»
– И что, до сих пор не знаешь, как врачи рекомендуют снимать стресс? – В спортзале, ясное море, – косясь на мой бюст, ответил Пашка, – или с женщиной. На этих словах Пашка шагнул ко мне и сгреб в охапку. Пластиковые грабли, которые я держала, оказались очень кстати. Я стукнула черенком Пашку по лбу, раздался звон, Егоров отпустил меня, ойкнул и схватился за лоб. Было ясно, что я перестаралась. – Паш, я не хотела, – с раскаянием произнесла я, подошла и заглянула соседу под руку. Пашка мгновенно обхватил меня за шею и прижался губами к моим губам. – Дурак, – обозвала я его, рванула домой и опять закрылась на все замки. Дело двигалось к зиме, виделись мы с Егоровым все реже и реже, и я окончательно убедила себя в том, что интерес соседа ко мне носил сезонный характер. Как-то вечером, возвращаясь с работы, я наткнулась возле своего дома на Пашкины «жигули». Он выгнал машину из гаража и бросил ее так, что мне было не проехать в свои ворота. Я вышла из окульки и, вздрагивая от холода, заглянула к нему в гараж. – Привет, – небрежно бросила я в сторону мужского силуэта, – машину убери, я проехать не могу. И тут сосед Павел Егоров в парадной форме вышел из гаража. На груди у него красовались две звездочки. У меня перехватило дыхание. Пашка сел за руль и сдал назад, освободив проезд, а я все стояла, тупо уставившись на бравую фигуру в форме и знаки отличия. – Сегодня получаю еще один, – объяснил Егоров и уехал. Я кинулась звонить Светке Кузнецовой. – Свет, – в сильном волнении начала я, – я видела соседа в форме, он выглядит сокрушительно. У него два ордена, сегодня получает третий. Что мне делать? – Соблазнять. – Не хочу, Свет, я соблазнять, я хочу, чтобы он соблазнился, ну как царь Давид, когда увидел Вирсавию. – Климатические условия неподходящие: мы в России живем, а там дело происходило, если мне не изменяет память, в Иудее. Если ты сейчас выйдешь во двор и начнешь плескаться в бассейне, инвалидность тебе обеспечена, тобой уже никогда никто не соблазнится. Не надо ничего усложнять, ты же женщина, хитростью добейся своего. – Я не умею. – Так учись, подруга. То, что достается нам ценой больших усилий, ценится дорого и, как правило, долго, часто даже всю жизнь, – наставляла меня Кузнецова. – И потом, разве он не пытался тебя соблазнить? – Да какое это соблазнение, так, баловство одно. Накинется, поцелует и удерет, как мальчишка. – Что-то я такого не помню, ты рассказывала, что это ты спасаешься бегством от него. – Он не романтичный совсем, – вздохнула я, – у него кот больший романтик, чем он. – Ну и хватит вам одного романтика в семье. В тот вечер Егоров вернулся после полуночи, я дождалась его на веранде, проследила, как зажегся свет в окнах, и ушла спать. Проснулась я от кошмара: мне снилось, что Павел целует меня и мяукает, как его кот Степан. Открыв глаза, я прислушалась. Под окном утробно орал Пашкин кот. По силе звука чувствовалось, что он в отличной форме. Я перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой. Не помогло. Через полчаса стало ясно, что придется вставать и прогонять кота шваброй. Поднявшись и завернувшись в халат, я открыла дверь и взвизгнула: на участке напротив крыльца стояло привидение. – Кать, – позвало привидение, – это я, Павел. Не пугайся. Степка опять забрался к тебе, я хочу его отвадить раз и навсегда. – А как ты хочешь его отвадить? Пашка крался к углу моего дома и не отвечал. Из одежды на нем были трусы, майка и шлепанцы, в руках что-то блестело. – Паш, что это у тебя? – насторожилась я. – Тс-с-с. Табельное оружие, что ж еще. – Ты что, стрелять собрался в кота? – А что еще остается делать, если эта скотина с девушкой моей мечты мне отношения портит. – Не знаю, о какой тут девушке речь идет, только в кота я тебе стрелять не позволю. Псих. Я зашла за дом и потрясла шваброй грушу, на которой сидел Степан. Мимо нас с Павлом промчались три огромных зверя, я ахнула и припустила к веранде. Павел с пистолетом в руках вошел следом за мной. – Иди домой, Егоров, – строго велела я соседу. Пашка сунул пистолет под резинку семейных трусов и решительно направился ко мне. Швабра все еще была у меня в руке, и я замахнулась ею на Егорова. Он почему-то совершенно не испугался, взялся за швабру, дернул ее на себя, и, когда я налетела на него, обнял меня свободной рукой. В груди стало горячо, глаза закрылись. «Светка говорит, чтобы я себя не экономила», – вспомнила я совет эксперта и ответила на Пашкин поцелуй. Последнее, что я запомнила, – это был звук упавшей швабры. Очнулась я от вопля Степана, он привычно голосил под моим окном. Я-то уже привыкла, а Пашка сел на кровати и потянулся за пистолетом. – Не смей, – предупредила я Егорова, – мы ему памятник должны поставить, а ты за оружие хватаешься. Пашка улыбнулся и нырнул под одеяло. Я фыркнула. Степан продолжал орать. – Ну и ну, – вынырнув из-под одеяла, Егоров покачал головой, – может, он жрать хочет? – А он что, мышей не ловит? – Да фиг его знает, по-моему, перебивается случайными подачками. – Весь в хозяина. Егоров лег на спину, согнул руки в кистях, мяукнул и попросил: – Почеши мне пузо. – Паш, тебе сколько лет? – Двадцать девять. – А мне знаешь сколько? Пашка перевернулся на бок, подложив под голову ладонь. Луна светила ровным светом, глаза у Пашки хитро блестели. – Конечно, знаю. Мы с тобой в одной школе учились, я в первом классе, а ты в седьмом. Стало быть, тебе сейчас, – он сделал вид, что задумался, прикидывая мой возраст, – тридцать пять или тридцать шесть. Но ты совсем не изменилась. Я все ждал, когда ты постареешь и я перестану сходить по тебе с ума. – А ты сходил? – А то ты не видела. – Я не видела. – Да, конечно, она не видела. Еще и дразнила меня. – Я? – Ты, ты. Помню, после десятого класса ты на каникулах тут торчала, а я с чердака смотрел, как ты в летнем душе моешься. Мне с чердака видна была только твоя обалденная грудь, я высунулся, чтобы пониже талии тебя разглядеть, не удержался и свалился в крапиву. – Точно, помню что-то такое, потом баба Вера гоняла тебя вокруг дома этой самой крапивой, а ты припадал на одну ногу и прятался от нее, – со смехом вспомнила я. – А когда ты поступила в институт, помнишь, я тебя из шланга окатил, ты в сарафане мокром стоишь, все просвечивает, я уставился, стою столбом, а ты в меня зеленым помидором запустила и в глаз попала. Тебе влетело от деда, а я с фингалом две недели дома сидел. |