Книга Ксенофоб, страница 46 – Лев Пучков

Выщелкнул магазин, полюбовался на циферки, утопил большим пальцем верхний патрон, проверяя зачем-то упругость пружины, затем вставил обратно в рукоятку.

Я умею обращаться с оружием.

Это для вас новость? Нет, я отнюдь не специалист. Но я вырос в офицерской семье. Доводилось побывать на армейских полигонах, вволю пострелять из всего, что было по штату в подразделениях, где служили наши отцы – мой и Федин. В более позднее время не раз ездил с отцом на стрельбище, когда он проводил занятия с охранниками комбината.

Если меня не торопить и дать как следует прицелиться, я стреляю довольно метко. И в армии и в охране есть куча упражнений, в которых нужно бегать, укрываться и выполнять временные нормативы. Это не мое – я такие вещи терпеть не могу, поэтому, наверное, из меня никогда не выйдет нормальный военный.

Если говорить о предпочтениях, пистолеты и револьверы мне нравятся больше, чем длинноствольное оружие. Они легче и удобнее в плане хранения и ношения. Но не это главное. Короткоствольное оружие требует большей ответственности и сосредоточенности, чем винтовки и автоматы. Чуть дрогнет рука – пуля уходит в «молоко». Попробуй чихни на рубеже открытия огня с оружием в руке – рискуешь подвергнуть опасности товарищей, что вместе с тобой выполняют упражнение (на нашем стрельбище нет перегородок).

В общем пистолет – оружие для аккуратных, ответственных и пунктуальных людей. Неряха с пистолетом в руках, даже если он не собирается стрелять – крайне опасное для окружающих существо.

Я вынул все из поясной сумки и уложил в нее пистолет. Застегнул, вышел из салона, прогулялся вокруг машины, погонял туда-сюда «молнию».

Неудобно. Пистолет болтается, углом вверх лежать не хочет, заваливается поперек – сумку нужно придерживать. Мгновенно извлечь не получается: «молния» (обе руки задействованы) – рука в сумку – обхват – обратное движение – да еще и цепляется рукояткой.

Извлечение занимает недопустимо много времени. За пояс совать и пробовать не стал: я дитя военного, с детства знаю, что это даже не смешно. Нужно или специально оборудовать сумку, или...

– Кобуру дай.

Федя опять задумался на несколько секунд, затем снял брючной ремень и протянул мне кобуру.

Я надел кобуру, уложил оружие, извлек, вновь уложил. Ну вот, совсем другое дело. Быстро, удобно...

И приятно.

Знаете, сразу возникает какое-то особое чувство... Такое непередаваемое сочетание душевного комфорта и скрытой силы...

Нет, в мире ровным счетом ничего не изменилось.

Вот она, бывшая русская столица, которая нам больше не принадлежит.

Вот оно кафе, в котором сидят полтора десятка оккупантов.

Каждый из них, сам по себе, один на один – сильнее меня, наглее, храбрее. А вместе они для меня и мне подобных – вообще непреодолимая сила.

Но сейчас у меня на поясе затаились семнадцать смертей, готовых со слепой покорностью поразить любую цель, которую я выберу. Для них нет моральных дилемм и табу, они имеют единственное предназначение.

И знаете... Это многое меняет.

Интересное ощущение.

«Бог создал людей сильными и слабыми. А полковник Кольт уровнял их в правах».

Это, конечно, пафос, но...

Я прикрыл кобуру полой спортивной кофты.

Заметно. Слегка выпирает.

На Феде вообще не видно. Надо будет взять такую же безразмерную толстовку, как у него. В норме я такие вещи никогда не ношу – Федя в любой одежде выглядит богатырем, а я в этом балахоне, наверное, буду смотреться, как натуральное огородное пугало.

– Лимит русского долготерпения кончился, – сообщил я. – Пойду в кафе, и перех... там всех. Но пасаран, пипец акбар.

Федя, как ни в чем ни бывало, кивнул и продолжал смотреть за окно.

Все, по поведению вопросов нет.

Насчет надменности и гордыни я был неправ.

Это не гордыня. Для тех кто предпочитает мегарскую школу – это апатия, а если попросту, по-русски – отъявленный по...изм в конечной фазе.

Такого Федю я не видел никогда. Ему плевать, что я собираюсь прикончить полтора десятка человек. Я мог бы с таким же успехом попросить произвести пуск ядерной ракеты: будет кнопка – пустит. Куда? Без разницы. Сейчас его даже за руль пускать опасно: он едет машинально, как бы на автопилоте, и в случае экстренной ситуации не станет включать свою хваленую реакцию – мы можем легко погибнуть в самом незначительном для нормально рефлектирующего водителя ДТП.

Все, наша поисковая деятельность кончена. Генератор энергии возмездия сломался от непосильного напряжения – вчерашний сдвиг по фазе стал для него роковым.

Можно ли его починить?

Не знаю.

И вообще... Я не знаю, как мы будем жить дальше.

Я сел в машину и сдал оружие. Федя молча нацепил кобуру, заправил под толстовку и опять скрестил руки на груди. И все с тем же бессмысленным выражением уставился в окно.

Мне вдруг стало любопытно: у Феди это край или как?

Нет, по поводу ядерной кнопки я согласен – это явный гротеск.

А как насчет уменьшить скотопоголовье вот этого гадского кафе? В смысле, радикально уменьшить – до нуля? У Феди это получится на порядок лучше, чем у меня – при тщательном прицеливании и грамотном размещении огня может уложиться в один магазин.

Хе-хе... Шутка. Такая вот тупая быдловатая шутка, вполне в духе нашего химпоселения.

Расслабьтесь ребята, не собираюсь я таким изуверским образом экспериментировать. Я птица-говорун, болтать могу что угодно, но как до дела дойдет, непременно семь раз отмерю – а резать не буду совсем. Нет, не потому что пацифист.

Я русский. Если кто не в курсе, скажу по секрету: целенаправленная массовая резня иноверцев, как протестная форма – вещь глубоко чуждая для русских. Побегать после футбола по улицам за луноликими братьями, подраться «стенка на стенку», своим же родным ментам физиономии помять, витрины побить, да машины попереворачивать – это да, это мы могем! Но припомните-ка, за последние девяносто лет – то есть за всю эпоху тотального подавления русского национального самосознания – был ли хоть один случай, чтобы русский продуктивно отстрелялся в мечети, синагоге или ином месте массового скопления иноверцев?

Можете не напрягать память, я так скажу: за весь указанный период практические стрельбы в отношении упомянутой публики не производились ни разу. А вообще был лишь один случай (в позднейшей истории), когда наш дурак с ножом бросался на иудеев в синагоге – но так никого и не убил.

Девяносто лет – несколько десятков миллионов русских – один дурак с ножом.

Делайте вывод: такое поведение глубоко чуждо для русского менталитета, который, как бы ни кривились наши верховные интернационалисты и подпевающие им толерасты, корнями исходит из православия.