Книга Перстень Екатерины Великой, страница 30 – Наталья Александрова

– Что вам нужно? – проговорила Катя вполголоса, инстинктивно прижимая к себе ребенка.

– Что нам нужно – ты скоро узнаешь, – ответил хриплый голос. – А пока запомни. На этот раз мы его отдали, но если ты не будешь сговорчивой, ты об этом пожалеешь…

– Но что я должна сделать? – выкрикнула Катя и только тогда осознала, что ее больше никто не слушает, из трубки уже доносятся короткие гудки.

– Мама, мамочка! – испуганно окликнул ее Павлик. – Что ты так дрожишь? Тебе холодно?

– Да, милый, мне холодно! – ответила Катя, осторожно спуская его на пол, но боясь отпустить от себя хоть на шаг. – Пойдем, попьем горячего чаю. Ты хочешь чаю?

– Нет, я хочу колы! – честно признался Павлик.

Они прошли на кухню. Лида семенила следом, всхлипывая и испуганно заглядывая в глаза хозяйке.

Чашка горячего крепкого чая – замечательное средство для снятия стресса. Через полчаса Катя чувствовала себя гораздо лучше, и Лида перестала всхлипывать и трястись. Павлику по поводу перенесенных неприятностей Катя выдала клубничное мороженое. Он уплетал мороженое и, наверное, десятый раз рассказывал о котике, которого видел у похитителей.

– Такой хороший котик, – повторял он. – Сам полосатенький, а мордочка беленькая, и лапки беленькие. А хвостик серенький… и у него был зеленый домик, и колокольчики… знаешь, мамочка, такие колокольчики – динь-динь…

Лидия уже настолько оправилась от пережитого стресса, что включилась в разговор:

– Как же так, Павлик, ты говорил, что это у фокусника, который приезжал к вам в садик, была полосатая кошечка с белыми лапками… ты, наверное, перепутал!

– Ничего я не перепутал! У той кошки тоже белые лапки, только то была кошка, а это – котик…

– А у той кошки, которая приезжала к вам в садик, тоже был серый хвостик, а сама полосатая? – переспросила Катя. У нее мелькнула какая-то смутная мысль.

– Точно, – подтвердил Павлик.

– Постой, а почему ты говоришь, что у фокусника была кошка, а у тех людей – котик?

– Ну, как почему, – Павлик взглянул на Катю снисходительно, видимо, удивляясь ее непонятливости. – Та кошка была в юбочке и шляпке, значит, это девочка, кошка. А этого котика тетя назвала Мурзиком. Она ему сказала: «Мурзик, кис-кис-кис»…

– Понятно, – проговорила Катя и переглянулась с Лидией.

Та ответила ей растерянным и недоуменным взглядом – видимо, Катина мысль до нее не дошла. Разжевывать же эту мысль, особенно при Павлике, Катя не хотела.

Впрочем, подумала Катя, Лидия и не должна ничего знать. Она не отличается большим умом и может наговорить лишнего, а это ни к чему. Важно, что сама Катя сумела сложить два и два и сделать из рассказа Павлика выводы.

Она поняла, что похититель Павлика и фокусник, приходивший в детский развивающий центр, – один и тот же человек. Он пришел в центр, чтобы приглядеться к ребенку, выследить его, подготовить задуманную операцию…

Сам фокусник наверняка так загримировался, чтобы его не узнали, это нетрудно, особенно если имеешь дело с ребенком, но вот загримировать кошку – не так просто, да это ему и не пришло в голову. Во всяком случае, теперь у нее есть какая-то зацепка, чтобы выследить похитителей и помешать им нанести следующий удар…

И как раз в это время из прихожей донеслись звуки открывшейся двери и тяжелые быстрые шаги.

– Петр Федорович пришел! – испуганно проговорила Лидия. – Вы расскажете ему о том, что случилось?

– Я с ним сама разберусь, – ответила Катя.

Во всяком случае, спешить она не собиралась.

Но Петр сам поторопил события.

Шаги приблизились, и Петр появился на пороге кухни. На лице его было какое-то странное выражение – то ли торжество, то ли смущение, то ли плохо скрытый страх.

– Здрасте… – пискнула Лидия.

Петр взглянул на нее удивленно, как будто не ожидал ее увидеть, и повернулся к Кате:

– Пойдем в мой кабинет. Нам нужно поговорить. Наедине. Это очень серьезно.

Катя, ничего не отвечая, поднялась и послушно прошла за мужем в кабинет.

Закрыв за собой дверь, Петр повернулся к ней и проговорил злым чужим голосом:

– Испугалась? Вижу, что испугалась. Это хорошо, что испугалась. Значит, будешь сговорчивее.

Катя почувствовала слабость и головокружение.

Это были те же самые слова, которые сказал ей незнакомец по телефону. Тот человек, который похитил Павлика.

Так, значит, за этим похищением стоял Петр?!

Катя попятилась, прижалась спиной к стене. Дальше отступать было некуда.

– Так это ты? – проговорила она недоверчиво.

Это было дико, невероятно, слишком чудовищно, чтобы поверить.

Петр ничего не отвечал, но это и не было нужно. Катя прочла ответ в его глазах.

– Как… как ты мог! – вскрикнула она и бросилась вперед. – Как ты мог… как мог похитить собственного ребенка? Как ты мог! До чего ты докатился!

– Вот только не надо этого! – Он брезгливо поморщился и резко оттолкнул ее. – Во-первых, ему не сделали ничего плохого. Во-вторых, я – отец и имею на него такие же права, как и ты. В-третьих, ты никогда ничего не сможешь доказать. И наконец – ты меня сама вынудила это сделать…

– Я?! – Катя не верила своим ушам. – Я тебя вынудила? Что ты несешь?

– Конечно, ты, – проговорил он с ненавистью. – Ведь это ты пригрозила по суду отобрать у меня акции канала! Я вынужден был защищаться, только и всего!

– И не пожалел своего собственного ребенка!

– Опять ты за свое… – поморщился Петр. – Ведь я уже сказал, что ему не сделали ничего плохого! Ему ничего не угрожало! Но ты, ты должна понять – если не сделаешь то, что я скажу, ты потеряешь сына! Пока это была репетиция, демонстрация силы, но если ты не станешь сговорчивей…

Катя взглянула на мужа глазами, полными ужаса:

– Неужели ты поднимешь на него руку?

– Ему не сделали ничего плохого! – повторил Петр. – И не сделают. Но ты его больше не увидишь. И не вздумай обращаться в полицию – ты все равно ничего не сможешь доказать…

Катя сжала кулаки, чтобы не закричать.

И почувствовала резкую боль в руке.

Снова, как уже несколько раз за последние дни, камень старинного перстня врезался в ладонь.

И опять эта боль словно придала ей силы.

Катя поняла, что сейчас ни в коем случае не нужно раскрывать карты, сейчас нужно подыграть мужу.

Он считает ее слабой, ранимой, излишне эмоциональной? То есть на его языке – просто истеричной дурой? Ну, что ж, она подыграет ему, сделает вид, что окончательно сломалась, раскисла и готова на безоговорочную капитуляцию. А тем временем она обдумает ответный удар и нанесет его, когда будет готова… Что ж, война так война. Настоящая. Он сам этого захотел. Не надо было трогать Павлика. Ни в коем случае.