Книга Еще жива, страница 70 – Алекс Адамс

Развернувшись на каблуках ботинок, я всматриваюсь в непроглядную тьму.

Краем глаза я улавливаю какое-то незначительное движение, как будто насекомое, обнаружив, что только что залетело в паучьи сети, бьется в отчаянии. Только и всего, ничего более существенного. «Смотри!» — кричат мои инстинкты. Я поворачиваю голову и вижу голову со светлыми волосами. Волосами, принадлежащими призраку.

Несмотря на прилив адреналина, я не теряю присутствия духа. Контроль толкает меня в сторону оливковых деревьев с перекрученными стволами. Я наполовину иду, наполовину бегу, все дальше и дальше углубляясь в дикую местность. Эсмеральда держится рядом со мной, не выражая никаких жалоб, ее поступь более уверенная, чем моя. Меня захлестывает чувство вины: она доверила мне свое благополучие и мне нельзя подвести ее.

Но тут вмешивается злой рок, и там, где должна быть земля, оказывается яма. Моя нога подворачивается, боль пронзает голень, и я падаю. В самый последний момент перед падением я вижу женщину, возникшую из темноты: лицо покрыто шрамами, волосы всклокочены, как у сумасшедшей.

Медуза Дельфийская.

Тогда

Город бессрочно погрузился в тишину. Тишина поглощает нас, как губка. Подошвы беззвучно ступают по тротуарам. Кашель стихает еще до того, как успевает покинуть раздраженное горло. Шум производят только транспортные средства, проезжающие по улицам: редкий легковой автомобиль или иногда автобус с несколькими пассажирами, которые устремили вперед лишенные надежды взгляды.

— Куда вы едете? — спрашивает Моррис в один из дней у водителя автобуса, остановившегося у тротуара.

Тот пожимает плечами и говорит, тыкая большим пальцем в сторону своих пассажиров:

— Куда они пожелают.

— А какое место теперь пользуется особенной популярностью?

Водитель опять пожимает плечами.

— В основном аэропорты.

— А что там?

Он смотрит на нее так, будто мозг Моррис только что вытек на ее рубаху цвета хаки.

— Птицы. Большие серебристые птицы.

— Они еще осуществляют перевозки пассажиров?

— Черт их знает. Я всего лишь вожу автобус. Ничего другого не остается, если только не сидеть в ожидании смерти, которая придет за тобой.

Двери вздыхают и шипят, когда он снимает ногу с педали тормоза, и автобус набирает скорость.

— Оз, — говорю я.

Моррис смотрит на меня поверх своих темных очков-«капелек».

— «Волшебник страны Оз». Ты смотрела?

— Конечно, смотрела. Я балдела от этих летающих обезьян. К чему это ты?

— Ты слышала в последнее время, чтобы летали самолеты?

Она качает головой и смотрит непонимающе.

— Именно. Они все отправились на встречу с каким-то несуществующим волшебником в поисках мозгов, сердца или что там им нужно.

— Ты куда-то направляешься в этой связи?

Я поворачиваюсь и иду назад, к старой школе.

— Нет.

— Ты сходишь с ума. Тебе нужно поговорить с…

Она замолкает.

— …Ником. Не нужно так уж бояться произнести его имя. Я могу. Ник, Ник, Ник.

Я поднимаю руки.

— Видишь? У меня нет с этим проблем.

Но у меня, конечно же, с этим есть проблемы. На моем сердце уже были раны, оно и раньше подвергалось ударам. Сперва смерть Сэма. Потом мальчики. И вот теперь Ник. Но это другое, это больше. Похоже на пузырь горя, в тонких стенках которого я заключена. Как бы быстро я ни бежала, пузырь движется вместе со мной. Белка в колесе.

Я стала одна ходить по улицам. У меня есть пистолет. Я знаю, как им пользоваться, Моррис меня научила. В кармане у меня нож, и им я тоже умею пользоваться. Хотя действительно ли могу? Я не знаю. Но он у меня есть — холодная твердая стальная гарантия моей безопасности.

В карманах моего теплого пальто также есть и другие вещи: еда, деньги и мои ключи. Я не могу избавиться от этой привычки.

И нераспечатанное письмо Ника. Все, что у меня от него осталось.

Сейчас

Ты любишь меня, мама?

Да.

Почему?

Потому что ты мой.

Почему?

Потому что мне повезло.

Тогда почему же ты не выглядишь счастливой?

Ах, малыш, я счастлива, что есть ты, но вместе с тем я и грущу.

Почему?

Потому что скучаю по твоему отцу.

Ты его тоже любишь?

Да, малыш, люблю.

Тогда почему его нет здесь?

Мы идем к нему, малыш, уже немного осталось.

Тогда

В этом подвале хранятся сокровища. Золотые бруски, упакованные в полиэтилен. Их ценность беспредельна. Я открываю коробку. Сую чудесный брусок себе в карман.

— Ты и вправду собираешься это есть? — говорит Моррис у меня за спиной. — Я перестала уже много лет назад.

Я вздрагиваю от неожиданности, «твинки» [45] падает на пол с мягким хлопком.

— Запасы, — говорю я. — Я собираюсь уходить.

— Опять? Чем ты там занимаешься?

— Гуляю. Заглядываю в витрины магазинов. Выхожу, чтобы выпить утренний чай с девчонками.

Она входит в кладовую. Это комната размерами с мою квартиру, она заполнена продуктами. Здесь собрано большое разнообразие сладостей, прекрасная еда для конца света. Моррис вытаскивает золотистое пирожное из коробки, снимает обертку и запихивает его в рот. Затем еще одно. Проглотив, она широко улыбается мне, на ее зубах — налипшие крошки бисквита.

— Черт, я уже и забыла, как это вкусно. Ты уже прочла письмо Ника?

— Не-е-ет.

— Ну, ты крута!

— Это говорит женщина, только что затолкавшая «твинки» целиком себе в рот.

— Два.

— Леди и джентльмены, перед вами Тара Моррис, чемпион по поеданию «твинки» среди тех, кто остался после конца света.

Мы хихикаем, словно глупые девчонки, беззаботно и жизнерадостно, пока действительность снова не начинает сжимать нас своей безжалостной лапой.

Моррис становится угрюмой.

— Открой письмо. Пожалуйста.

— Я не могу.

Она качает головой. Ее глаза прощают мне это, а губы — нет.