Онлайн книга «Зимняя жертва»
|
— Вы решили для себя. Так просто? Малин сама удивилась, как произнесла эти слова, точно в гневе или приступе зависти, и добавила, увидев, как смутилась Ребекка: — Извините. Не думала, что это прозвучит так резко. Ребекка сжимает челюсти, но потом осмеливается продолжить: — Мне казалось, другого пути нет. Я решила для себя. Если вы меня об этом спрашиваете, другого выхода не было. — А ваши приемные родители? — интересуется Зак. — Я порвала с ними. Они — часть прошлого. «Куда еще заведет нас это дело? — размышляет Малин. — Предстоит ли снова столкнуться с извращенной логикой чувства, по которой можно насмерть замучить человека и повесить его голым на дерево посреди равнины в мороз?» Ребекка снова стискивает зубы, потом ее лицо расслабляется. — Это несправедливо, я знаю. Они ни в чем не виноваты, но речь шла о жизни и смерти, и мне надо было идти вперед. «Только так, — думает Малин. — Что там писал об этом Томас Стернз Элиот? „Not with a bang but a whimper“». [34] — У вас есть семья? «Хороший вопрос, — думает Малин. — Но в плохом контексте». — Сын. Я поздно родила ребенка, мальчику сейчас восемь, и я живу ради него. А у вас есть дети? — Дочь. — Малин кивает. — Тогда вы понимаете. Что бы ни случилось, мы должны жить ради них. — А как его отец? — Мы в разводе. Как-то раз он поднял на меня руку. Думаю, это вышло случайно, дело было после праздника раков. [35] Но этого хватило. — Вы поддерживали связь с Бенгтом? — С братом? Нет, мы совсем не общались. — А он пытался связаться с вами? — Да, звонил как-то раз. Но я положила трубку, лишь только узнала его голос. «Тогда» и «сейчас» не должны больше встречаться. Вы не согласны? — Не совсем, — отвечает Малин. — А через неделю позвонила какая-то женщина, секретарь социальной службы, Мария, так звали ее, по-моему. И просила меня хотя бы поговорить с Бенгтом, если уж я не хочу с ним видеться. Она рассказывала о его депрессии, об одиночестве. По-видимому, она всерьез заботилась о нем. — И что из этого вышло? — Я попросила ее никогда мне больше не звонить. — Один вопрос, и он тяжелый, — предупреждает Малин. — Ваш отец или Бенгт никогда к вам не приставали? Ребекка Стенлунд становится на удивление спокойной. — Нет, ничего такого не было. Иногда мне казалось, будто я что-то забыла, но нет, никогда… Повисает долгая пауза. — Хотя что я, собственно, знаю? Зак поджимает губы. — Вам неизвестно, были ли у Бенгта враги, такие, о которых нам следовало бы знать? Ребекка Стенлунд качает головой. — Я видела снимок в газете. Такое чувство, будто произошедшее имеет отношение ко мне, хочу я того или не хочу. От этого нельзя убежать, да? Как бы ты ни старался, прошлое тебя настигнет, правда? Словно ты привязан к столбу и способен двигаться, но никогда не сможешь освободиться. — Кажется, вы все прекрасно понимаете, — вздыхает Малин. — Он ведь был моим братом. Слышали бы вы его голос, когда он звонил! Это был голос самого одинокого человека на земле. И я захлопнула последнюю дверь. — Ребекка, на кассу! Ребекка, на кассу! — раздается из микрофона. — Что вы делали в среду вечером? — Я была в Египте с моим мальчиком. В Хургаде. «Загар оттуда», — догадывается Малин. — Решились в последнюю минуту, этот мороз сводит меня с ума. Домой мы вернулись в пятницу. Допив кофе, Малин встает. — Думаю, это все, — бормочет она. — Нам пора. 24
Простил ли я тебя, сестра? Все это началось не с тебя и закончилось не тобой, так есть ли мне что прощать? Раскладывай же свои яблоки и дай своему ребенку такое воспитание, которого мы с тобой не получили. Дари ему любовь. Он плоть от плоти твоей. Я не могу позаботиться о тебе, но я могу видеть тебя с высоты своего полета, куда бы ты ни направилась. Я поглощал доброту Марии Мюрвалль, как скугахольмские бутерброды, копченую колбасу или несоленое масло. Я мылся, как она велела, гладил свои брюки, слушал, чему она учила меня, верил тому, что она говорила о человеческом достоинстве. Но о каком достоинстве можно вести речь после того, что случилось в лесу? О какой чистоте? О какой ясности? Ты должна парить здесь со мной, Мария, а не сидеть там, где ты сидишь. Разве я не прав? Не должны ли мы все парить, лететь вперед, как та зеленая «вольво» там, внизу, на шоссе. Пригород Хюскварна. Здесь производятся газонокосилки, винтовки на лося и дробовики для всех видов охоты. Спичечный тролль [36] глядит на озеро Веттерн. Здесь утонул Йон Бауэр, [37] когда паром потерпел крушение. И никакой тролль не спас его. Не в этих ли дремучих лесах обрел покой его дух? В салоне никакой музыки — Малин запретила. Двигатель заикается, напоминая ей, что пора зарядить мобильник. Снова голосовая почта. «У вас новое сообщение». «Это Эбба Нильссон, секретарь социальной службы. Вы искали меня вчера вечером. Сегодня я дома в первой половине дня. Перезвоните мне, если вам не трудно». Используйте информацию, перезвоните по номеру… Один, два, три сигнала. Опять никого? Нет… — Да. С кем я говорю? Писклявый голос, словно между связками отложился жир. Малин представляет себе Эббу Нильссон: низенькая полная дама пенсионного возраста. — Это Малин Форс из полиции Линчёпинга. Мы пытались связаться с вами. |