
Онлайн книга «Три секунды»
— Верно. — Хотя формально вы не имеете полицейской подготовки? — Не имею. — Вот исходя из этого и будем искать решение. Он и теперь понял не намного больше. Из чего она собирается исходить и какое решение искать? — Мы найдем этого обученного, имеющего нужное снаряжение военного снайпера. Мы уволим его, по согласованию с его начальством, из Вооруженных сил и предложим этому свежеуволенному военному снайперу… скажем… временную вакансию в Главном полицейском управлении. В качестве интенданта или какого-нибудь другого полицейского начальника. Выбирайте чин и звание, в котором вы хотите его видеть. Он все еще не улыбался — пока. — В полиции он прослужит ровно шесть часов. Выполнит задание. А потом, когда шесть часов истекут, его можно будет снова принять на его же вакантное место в Вооруженных силах, которое за это время никто не успеет занять. Только теперь начальник Управления начинал понимать ее замысел. — К тому же Полицейское управление никогда, ни до, ни во время, ни после операции, не называет имен своих снайперов. Вот оно. — И никто не узнает, кто стрелял. * * * В здании пусто, чисто. Пол, по которому еще не ступали ничьи ноги. Окна, в которые никто еще не выглядывал с тоской. Здание погружено в темноту, свободно от звуков, даже дверные ручки блестят — за них еще никто не брался. Леннарт Оскарссон осматривал только что открытый корпус «К». Еще больше камер, еще больше места, еще больше заключенных, — демонстрация амбиций и могущества новоназначенного директора тюрьмы. Все вышло совсем не так, как он мечтал. Леннарт шел по пустому коридору, мимо настежь открытых дверей. Вскоре он включит освещение, активирует сигнализацию, а потом запах краски и недавно распакованной сосновой мебели смешается с запахом страха и плохо чищенных зубов. В необитаемых камерах всего через несколько минут справят новоселье торопливо переведенные сюда арестанты. Безопасность заключенных из корпуса «В» оказалась под серьезной угрозой — на двери и окна нацелились мощные спецназовские стволы, а на третьем этаже корпуса сидит террорист, о котором никто ничего не знает. Никто не знает ни его целей, ни требований. Еще один паскудный день. Он, Леннарт, солгал полицейскому, ведущему следствие, и прокусил себе нижнюю губу. Его принуждали отправить заключенного назад, в отделение, где тому угрожали, а когда заключенный захватил заложников, он рвал желтые головки тюльпанов. Отрывал маленькие пористые лоскутки и бросал на мокрый пол. У Оскарссона зазвонил мобильный телефон; сигналы отдавалась эхом в безлюдной пустоте. Леннарт вошел в пустую камеру и обессиленно лег на голую койку. — Оскарссон? Он тут же узнал голос главы пенитенциарной службы, вытянулся на жестком. — Да. — Какие требования? — Я… — Какие у него требования? — Никаких. — Три часа пятьдесят четыре минуты. И он не выдвинул ни одного требования? — Он вообще не выходит на связь. Только что он смотрел на рот, заполнивший весь экран монитора, напряженные губы медленно складывали слова о смерти. У Оскарссона не было сил говорить об этом. — Если требования будут. Когда требования будут, Леннарт… Не дайте ему покинуть тюрьму. — В каком смысле? — Он может потребовать открыть ворота. Вы не должны этого допустить. Ни при каких обстоятельствах. Оскарссон больше не чувствовал, что лежит на жестком. — Я правильно понял? Вы хотите, чтобы я… чтобы я закрыл глаза на правила, которые вы сами сформулировали? И которые мы, тюремное руководство, подписали? Если жизнь, человеческая жизнь в опасности, если мы увидим, что террорист готов осуществить свои угрозы, если он требует, чтобы его выпустили, мы обязаны ради спасения жизни заложников открыть ворота. И вы хотите, чтобы я закрыл глаза на это правило? — Я отлично помню правила. Но… Леннарт, если вам все еще дорога ваша работа, вы будете действовать так, как я вас прошу. Оскарссон не мог пошевелиться. Как же все непросто. — Как вы просите меня? У каждого есть свои границы, свой предел, дальше которого отступать нельзя. Его точка оказалась здесь. — Или как кто-то просит вас? — Поднимайся. Пит стоял между двумя голыми телами. Он нагнулся к одному из них и говорил в усталые немолодые глаза, пока те не стали осмысленными и человек не начал подниматься. Тюремный инспектор по фамилии Якобсон с перекошенным от боли лицом выпрямил колени, спину и пошел туда, куда указывал террорист, мимо трех мощных бетонных столбов, за стену возле входной двери, в защищенную часть помещения, бывшую чем-то вроде склада — там громоздились картонные коробки с ярлыками поставщиков рабочих инструментов и запчастей к станкам. Там Хоффманн велел ему сесть (Якобсон двигался недостаточно быстро, и Хоффманн со злостью толкнул его), потом Якобсон привалился спиной к стене и вытянул ноги, чтобы их легче было связать. Пожилой охранник несколько раз пытался в отчаянии достучаться до своего мучителя, спрашивал — за что, как, когда, но ответа не получил. А потом долго следил за молчаливой спиной Пита Хоффмана, пока та не скрылась где-то между сверлильным станком и верстаком. Гадский грохот. Гренс затряс головой. В грохоте прослеживался ритмический рисунок. Эти идиоты две минуты колотили в двери, потом ждали одну, потом снова — две минуты грохота. Поэтому Гренс следом за Эдвардсоном вошел в будку охранников и плотно закрыл дверь. Два маленьких монитора, стоящие рядом на письменном столе, показывали одну и ту же картинку — чернота, камера повернута к стене мастерской. Комиссар потянулся к кофеварке с фильтром; стеклянный кофейник был холодным, на дне плескалась коричневая вязкая жижа. Гренс перевернул кофейник вверх дном и подождал, пока коричневое медленно стечет в нечистый стаканчик. Он предложил половину Эдвардсону, но все досталось ему одному. Гренс отпил, проглотил. Не особенно вкусно, но достаточно крепко. — Да? — Он опустошил почти белый стаканчик, когда перед ним зазвонил городской телефон. — Комиссар Гренс? Гренс огляделся. Идиотские камеры, чтоб их. Дежурный на центральном посту видел, как он входит в будку, и перевел звонок сюда. — Да. — Узнали меня? Гренс узнал этот голос. Бюрократ, сидящий на несколько этажей выше в полицейском здании Крунуберга. — Узнал. — Говорить можете? Там что-то страшно грохочет. — Могу. Он услышал, как начальник Главного полицейского управления покашливает. |