Онлайн книга «Запертая комната»
Придет домой — все как следует продумает. XXV
В пятницу седьмого июля Гюнвальд Ларссон поднялся очень рано. Правда, не вместе с солнцем, это было бы чересчур — согласно календарю, в этот день солнце взошло в Стокгольме без одиннадцати минут три. К половине седьмого он принял душ, управился с завтраком и оделся, а еще через полчаса уже стоял на крыльце того самого типового домика на Сонгарвеген в Соллентуне, в который четырьмя днями раньше наведывался Эйнар Рённ. Пятница эта обещала быть напряженной, предстояло новое свидание Мауритсона с Бульдозером Ульссоном — надо полагать, не столь теплое, как предыдущее. И возможно, удастся наконец изловить Мальмстрёма и Мурена и сорвать их грандиозную операцию. Но прежде чем спецгруппа засучит рукава и примется за работу, Гюнвальду Ларссону хотелось решить один маленький ребус, который всю неделю не давал ему покоя. Вообще-то пустяк, соринка в глазу, но лучше от нее избавиться, а заодно доказать самому себе, что он верно рассуждал и сделал правильный вывод. Стен Шёгрен явно не поднимался вместе с солнцем. Не одна минута прошла, прежде чем он отворил, позевывая и путаясь в завязках махрового халата. Гюнвальд Ларссон сразу взял быка за рога. — Вы солгали полиции, — мягко произнес он. — Я солгал? — На прошлой неделе вы дважды описали приметы налетчика, будто бы похожего на женщину. Кроме того, вы подробно описали машину марки «рено-шестнадцать», которой налетчик якобы воспользовался для бегства, и двоих мужчин, которые были в той же машине. — Верно. — В понедельник вы слово в слово повторили свою версию следователю, который приезжал сюда, чтобы побеседовать с вами. — Тоже верно. — Верно и то, что почти все рассказанное вами — чистейшая ложь. — Я точно описал налетчика, что видел, то и сказал. — Конечно, потому что другие тоже его видели. И к тому же вы сообразили, что в нашем распоряжении, вероятно, будет пленка из кинокамеры в банке. — Но я по-прежнему уверен, что это была женщина. — Почему? — Не знаю. По-моему, девчонку можно чутьем угадать. — На этот раз чутье вас обмануло. Но меня привела сюда другая причина. Мне нужно получить от вас подтверждение, что история про машину и двоих мужчин — ваша выдумка. — А зачем это вам? — Мои мотивы вас не касаются. Тем более, что они чисто личные. Сонное выражение покинуло лицо Шёгрена. Он испытующе поглядел на Гюнвальда Ларссона и медленно произнес: — Насколько мне известно, неполные или неверные показания не считаются преступлением, если они не даны под присягой. — Совершенно верно. — В таком случае я не вижу смысла в нашем разговоре. — Зато я вижу. Мне важно разобраться в этом деле. Предположим, я пришел к какому-то выводу и хочу его проверить. — И что же это за вывод? — Что вы морочили голову полиции не из корыстных побуждений. — В нашем обществе хватает таких, у которых только своя корысть на уме. — Но ты не такой? — Стараюсь… Правда, не все меня понимают. Например, жена не могла понять. Оттого у меня теперь нет жены. — По-твоему, грабить банки — хорошо и полиция — прирожденный враг народа? — Что-то в этом роде. Только не так упрощенно. — Ограбить банк и убить преподавателя гимнастики — отнюдь не политическая акция. — В данном случае — нет. Но вообще надо учитывать идейные мотивы. А также историческую перспективу. Иногда ограбление банков вызвано чисто политическими причинами. Взять, например, революцию в Ирландии. Кроме того, бывает еще и неосознанный протест. — Ты предлагаешь рассматривать уголовных преступников как своего рода бунтарей? — Что ж, это идея, — сказал Шёгрен. — Да только видные сторонники социализма отвергают ее. Ты читаешь Артура Лундквиста? [11] — Нет. Гюнвальд Ларссон предпочитал довоенные приключенческие романы Жюля Региса и подобных авторов. Сейчас настала очередь С.А. Дюсе. Но это к делу не относилось. Его выбор определялся потребностью в развлечении, а не в самообразовании. — Лундквист получил международную Ленинскую премию, — сообщил Стен Шёгрен. — В сборнике, который называется «Человек социализма», он говорит примерно следующее, цитирую по памяти: «Порой доходит до того, что явных преступников изображают как носителей сознательного протеста против язв общества, чуть ли не как революционеров… в социалистической стране такое невозможно». — Продолжай, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Конец цитаты, — ответил Шёгрен. — Я считаю, что Лундквист рассуждает примитивно. Во-первых, необязательно быть идейным, чтобы восставать против общественных пороков, если тебя доведут. А что до социалистических стран, то они тут вообще ни при чем — с какой стати людям грабить самих себя? После долгого молчания Гюнвальд Ларссон спросил: — Значит, никакого бежевого «рено» не было? — Не было. — И никакого бледного шофера в белой футболке, никакого парня в черном, похожего на Харпо Маркса? — Нет. Гюнвальд Ларссон кивнул, думая о своем. Потом продолжал: — Дело в том, что грабитель, похоже, попался. И никакой он не стихийный революционер, а паршивая крыса, которая паразитировала на капитализме, кормилась перепродажей наркотиков и порнографии и ни о чем, кроме барыша, не думала. Одна корысть на уме. И он сразу начал закладывать своих приятелей, торопился спасти собственную шкуру. Шёгрен пожал плечами. — Таких тоже немало… Но все равно — человек, который ограбил этот банк, он, как бы тебе объяснить, горемыка. Ты меня понимаешь? — Понимаю, понимаю. — Слушай, а откуда у тебя вообще такие мысли? — Угадай, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Попробуй поставить себя на мое место. — Тогда кой черт тебя понес в полицию? — Случайность. Вообще-то я моряк. К тому же это было давно, когда мне многое представлялось не так. Но это к делу не относится. Я выяснил то, что хотел. — Значит, все? — Вот именно. Привет. — Привет, — отозвался Шёгрен. — Всего доброго. Лицо его выражало полное недоумение. Но Гюнвальд Ларссон этого не видел, потому что уже ушел. Не слышал он и последних слов Шёгрена: — Все равно я уверен, что это была дева. |