Онлайн книга «Человек по имени Как-его-там»
— Ой, это вы спасли всех тех людей в горящем доме? Он не ответил, и после паузы она сказала: — Да, это были вы. Я узнала вас по фотографиям. Но я не представляла себе, что вы такой большой. — У вас, наверное, хорошая намять. — Как только я узнала, что вызов был ложным, я сразу постаралась запомнить этот разговор. Полиция потом обычно интересуется такими вещами. Я имею в виду местную полицию. Однако на этот раз меня ни о чем не расспрашивали. Мужчина насупился. Об этом он знал. Она чуть выставила вперед правое бедро и согнула колено, оторвав при этом пятку от пола. У нее красивые ноги, к тому же сейчас они загорелые. — Еще что-нибудь помните? О мужчине. — Он был не швед. — Иностранец? Он еще сильнее нахмурился и уставился на нее. Жаль, что она надела шлепанцы. У нее красивые ноги, и она знала об этом. А ноги должны быть красивыми. — Да, — сказала она. — У него был довольно заметный акцент. — Какой именно акцент? — Он был не немцем или финном, — сказала она, — и наверняка не норвежцем или датчанином. — Откуда вам это известно? — Я знаю, как говорят финны, и у меня был… я встречалась одно время с немецким парнем. — Вы хотите сказать, что он плохо говорил по-шведски? — Вовсе нет. Я поняла все, что он сказал, и говорил он гладко и очень быстро. Она подумала о том, что сейчас наверняка выглядит привлекательно. — Он был не испанцем. И не англичанином. — Американец? — предположил мужчина. — Наверняка нет. — Откуда у вас такая уверенность? — Среди моих знакомых здесь, в Стокгольме, есть много иностранцев, — сказала она. — И потом, я по крайней мере дважды в год езжу на юг. Я знаю, что англичане или американцы никогда не могут научиться говорить по-шведски. Возможно, он был француз. Может быть, итальянец. Но вероятнее всего, француз. — А почему вы так решили? — Ну, он, например, сказал «пожаг». — Пожаг? — Ну да, вместо «пожар» и «тгидцать» вместо «тридцать». Он заглянул в свои записи и сказал: — Давайте уточним. Итак, он сказал: «Пожар в доме на Рингвеген, 37». — Нет. «Пожар у дома на Рингвеген, 37. Цокольный этаж. Причем он сказал „пожаг“ вместо „пожар“ и „тгидцать“ вместо „тридцать“. Мне показалось, что это похоже на французский акцент… — С французским парнем вы тоже встречались? — Ну… У меня есть несколько друзей среди французов. — А как он произнес «да»? — С очень долгим «а», как жители Сконе. — Нам, наверное, придется встретиться с вами еще раз, — сказал он. — Я вами просто восхищен. — Может быть, вы хотите… — Я говорю о вашей памяти. До свидания. — Разве Олафсон говорит по-шведски с сильным акцентом и произносит «пожаг» вместо «пожар» и «тгидцать» вместо «тридцать», да к тому же путает предлоги? — спросил Гюнвальд Ларссон, когда на следующий день все они собрались вместе в управлении на Кунгсхольмсгатан. Присутствующие с любопытством посмотрели на него. — И «цокольный этаж» вместо «первый этаж»? Ему никто не ответил, и Гюнвальд Ларссон молча сел. Потом он повернулся к Мартину Беку и спросил: — А этот парень Шаке, который сейчас в Вестберге… — Скакке. Ну да. Ему можно дать задание? — Смотря какое. — Он в состоянии обойти все телефоны-автоматы в Сундбюберге? — Ты мог бы поручить это местной полиции. — Ни за что. Нет, туда нужно послать этого парня. Пусть возьмет с собой карту города и отметит на ней все телефоны-автоматы с устаревшими табличками, на которых указан номер пожарной части в Сундбюберге. — Ты можешь объяснить, зачем это нужно? Гюнвальд Ларссон объяснил. Мартин Бек задумчиво потер подбородок. — Слишком загадочно, — сказал Рённ. — Что загадочно? — спросил Хаммар, входя в кабинет. Вслед за ним с грохотом ввалился Колльберг. — Всё, — мрачно ответил Рённ. — Гюнвальд, на тебя пришел рапорт о превышении служебных полномочий, — сообщил Хаммар, взмахнув перед Ларссоном листом бумаги. — От кого? — От младшего инспектора Улльхольма из Сольны. Ему сообщили, что ты занимался большевистской пропагандой среди местных пожарных. Причем в это время ты находился при исполнении служебных обязанностей. — А, Улльхольм, — протянул Гюнвальд Ларссон. — Это уже не впервые. — В прошлый раз обвинение было то же? — Нет. В тот раз я нецензурно выразился в полицейском участке округа Клара, чем нанес урон репутации полиции. — На меня он тоже жаловался, — сказал Рённ. — Прошлой осенью, после убийства в автобусе. Я не назвал свое имя и звание, когда пытался допросить умирающего старика в Каролинской больнице. Хотя Улльхольм знал, что старик перед смертью пришел в сознание только на тридцать секунд. — Ну ладно. Как там идут дела? — поинтересовался как бы между прочим Хаммар, окинув взглядом присутствующих. Ему никто не ответил, и через несколько секунд Хаммар вышел, чтобы продолжить свои бесконечные совещания с прокурорами, старшими комиссарами и другим начальством, которое непрерывно интересовалось тем, как идут дела. Ему приходилось многое выдерживать. Вид у Мартина Бека был унылый. Он уже успел подхватить свою первую весеннюю простуду и сморкался каждые пять минут. После длинной паузы он сказал: — Если звонил Олафсон, то он вполне мог изменить свой голос. К тому же, вероятнее всего, это сделал именно он. Разве я не прав? Колльберг покачал головой и сказал: — Олафсон родился в Стокгольме и прекрасно его знал. Разве он стал бы звонить в пожарную часть Сундбюберга? — Нет, не стал бы, — произнес Гюнвальд Ларссон. Других событий во вторник, двадцать третьего апреля, практически не происходило. В среду и четверг никаких новостей не было. В пятницу, когда все снова собрались вместе, Гюнвальд Ларссон спросил: — Как там дела у Таке? — Скакке, — поправил его Мартин Бек и чихнул. — Его трудно расшевелить, — заметил Колльберг. — Лучше бы я сделал это сам, — раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон. — Такое задание можно выполнить за один день. — У него было много работы, и он только вчера освободился, — словно оправдываясь, сказал Мартин. |