
Онлайн книга «Чародей»
![]() Я улыбнулся: — Четвертый вопрос, милорд. — Пусть будет четвертый. Мани прочистил горло — мягкий, почти извиняющийся звук. — Вы обещали задать всего три вопроса, милорд Тиази. Позвольте я отвечу на последний и тем самым спасу вашу честь. Мудрость есть мудрость, и она не становится глупостью в устах другого. Высказывания малого ребенка надобно принимать во внимание, коли они разумны. Но ни в каком другом случае. — 28 Нельзя ли сказать то же самое о котах? — Только очень мудрый человек, лорд Тиази, сумеет обнаружить глупость в изречениях кота. — Итак. — Тиази наклонился к Этеле. — Дитя мое, мы не уверены, что дело обошлось без магии. К ней могли прибегнуть, например, чтобы сделать убийцу невидимым. — Я не знала, — сказала Этела. — Разумеется. У тебя живой ум, но мало жизненного опыта и еще меньше знаний. Ты должна учесть и первое, и второе. — Да, сэр. То есть милорд. — Рассмеешься ли ты, коли я скажу, что здесь, в башне, видели незримое существо? — Нет, сэр. Только я не пойму вас, поскольку вы сами говорите, что оно невидимое. — Невидимость не бывает абсолютной, — сказал Тиази, — как утверждает любой знаток, хорошо сведущий в предмете. Стать невидимым посредством магии — значит стать частично или полностью невидимым при неких определенных обстоятельствах. Данные обстоятельства меняются вместе с силой чар. Дождь и яркий солнечный свет, вероятно, самые распространенные из них. — О-о-о… — протянула Этела, явно потрясенная. — Невидимые сущности порой отбрасывают тени, более или менее заметные, по которым можно обнаружить их присутствие. Они также оставляют следы в грязи или на снегу, хотя от этого чары не ослабевают. — Невидимые коты, — вставил Мани, — полностью невидимы только ночью. — Я не знал, — сказал Тиази, — и рад узнать это… Спрашиваю еще раз: удивишься ли ты, коли узнаешь, что здесь, в башне, видели незримое существо? Бросив быстрый взгляд на Линнет, Этела кивнула. — Так вот, его видели; впервые — вскоре после прибытия лорда Била. Я бы заподозрил это существо в покушении на нашего короля, но оно, похоже, предпочитает ломать шейные позвонки. По вполне очевидным причинам незримые существа редко пользуются оружием. В ночь покушения на нашего короля у пяти других погибших ангридов оказались свернутыми шеи. Охваченные тревогой за раненого короля, тогда мы упустили сей факт из внимания. Однако он остается фактом. Я фыркнул: — Разве это бросает подозрение на лорда Била? На мой взгляд, это, наоборот, снимает с него подозрение. Если бы существо принадлежало лорду Билу — в чем я сильно сомневаюсь — и он хотел причинить вред королю Гиллингу, разве он не воспользовался бы его услугами? Если же оно не имеет к нему отношения и не нападало на короля, зачем о нем разговаривать? Мани поднял лапу: — Хорошо сказано. Позвольте мне добавить, что, по моему мнению, вы ответили на вопросы лорда Тиази, как требовалось. Тиази кивнул: — Я выполню вашу просьбу: я сделаю все возможное для больной рабыни, хотя не могу обещать значительного улучшения. Какова ваша последняя просьба? Мне пришлось еще раз хорошенько все обдумать: у меня еще оставалась последняя возможность пойти на попятную. Подняв наконец взгляд, я сказал: — Я люблю одну леди. Кто она такая, не имеет значения; она реальная женщина, и без нее я не знаю счастья. Ради нее я вернулся в Йотунленд из далекой страны. Тиази кивнул. — Мне говорили, что сыны Ангр не способны любить. Коли так, почему король Гиллинг поднялся с постели и бросился навстречу смерти, заслышав голос королевы Идн? — Вас неверно информировали. — Голос Тиази походил на горестный стон ветра, пролетающего сквозь череп. — Мы умеем любить. Нужно ли мне указать на обстоятельство, введшее в заблуждение вашего осведомителя? — Если вам угодно, милорд, — пожал я плечами. — Нас никто не любит. — Даже собственные соплеменники? — Да. Итак, ваша последняя просьба? — Всю жизнь я чувствовал какую-то… какую-то пустоту в душе, милорд. Когда-то я приобрел новый щит, и мой слуга, который является также моим другом, предложил изобразить на нем сердце. — Я немного поколебался. — Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце, милорд. — Я помню. — Хотя я никогда не знал почему. Мой друг предложил изобразить на щите сердце. Я очень гордился им, в смысле — щитом. Тауг отвел глаза в сторону. — И мне пришло в голову, что я вправе изобразить на щите лишь пустое сердце: очерченный тонкой красной линией контур. Я сказал «нет». Видите ли, я чувствовал, что мое сердце полно любовью к леди, чья любовь привела меня сюда. И все же сердце на моем щите должно было быть пустым, и я понимал это. У вас здесь есть комната — знаменитая комната, поскольку я слышал о ней давным-давно, — на двери которой вырезаны слова: Обитель Утраченной Любви. Это правда? Тиази медленно кивнул. — Из сказанного вами я понял, почему она здесь и почему она дорога вам. Это не может быть одна из этих дверей — на них ничего не вырезано. Значит, здесь есть другая дверь? Тиази молчал. — Можно мне войти туда, всего один раз? Вот третья милость, великая милость, о которой я прошу вас. — Но вам придется выйти обратно, — проговорил Тиази, с особым упором произнося каждое слово. — Я и не собирался оставаться там. — Я удовлетворю обе ваши просьбы. — На мгновение показалось, будто Тиази собирается встать с кресла, но он продолжал сидеть, сжав огромными руками подлокотники. — Но вы должны сделать для меня одну вещь. Вы должны взять с собой рабыню. Вы возьмете? — Линнет? А где дверь? Легким движением головы Тиази указал на одну из пяти дверей: самую узкую, из столь светлого дерева, что она казалась почти белой. — Туда? — Я встал и взял Линнет за руку. — Пойдемте со мной, миледи. — Мантикоры и маргаритки. Женщина поднялась с места — ни неуклюже, ни грациозно и ни медленно, ни быстро. — Она безумна. — Лютый гнев пылает в ее душе, — покачал головой Тиази. Я посмотрел на него: — Я все еще ребенок — все еще мальчик — во многих отношениях. — Вам можно позавидовать. — Она действительно разгневана? Сейчас? — Мама никогда не сердится, — сказала Этела. — Я бы не советовал вам смотреть ей в глаза. Тауг прочистил горло: |