Онлайн книга «Зловещее проклятие»
|
– Смотри у меня… немчура. Софка роняла слова скупо, перед собой, не оборачиваясь. – В следующий раз пеняй на себя… Она милостиво похлопала ладошкой по лоснящейся щеке повара. – Ладно, грешник, иди уж, не лопочи, язык сломаешь. Повар обрадовано крутанулся на месте и поспешил обратно на кухню. – Капитон! Софка подошла к румяному молодцу. – Княгиня велела запрягать. Чтобы через час экипаж был у подъезда. – Слушаюсь, ваша милость! – бодро рявкнул Капитон, дурачась. Он подошел поближе и шепнул тихо, не для чужих ушей: – Страсть как соскучился… Софочка, любимая… – И шкуру медвежью брось в санки, не забудь, – повысила голос Софка, бросив косой взгляд на баб – те насторожили уши. А сама вспыхнула, затрепетала, задышала часто, растаяла, как свеча белого воска, под светло-серыми глазами Капитона. Софка ушла, сверкнув на прощанье изумрудной зеленью из-под длинных ресниц. Тишина в людской снова наполнилась говором и смехом. Капитон опустился на скамейку, сумрачно выпил кружку чаю, который принесла молоденькая служанка. Бутерброд с маслом есть не стал, захватил с собой, завернув в холщовый лоскут, – торопился… Княгиня завтракала в спальне. Дула, сложив блеклые губы трубочкой, на горячий шоколад, отхлебывала мелкими глоточками, причмокивая. Софка сноровисто прислуживала, белкой сновала по спальне. Старуха одобрительно посматривала в ее сторону, собирая морщинки у глаз, что должно было обозначать благосклонную улыбку. Софка была дальней родственницей княгини, из обедневшей шляхты. Восьми лет от роду девушка осталась круглой сиротой, и Сасс-Тисовская взяла ее к себе. Но на первых порах Софку причислили к дворовым, и она наравне со всеми выполняла черную работу. Ей запретили говорить, что она имеет какое-либо отношение к княжескому роду Сасс-Тисовских. Единственным отличием от остальной дворни было то, что Софку отдали в церковно-приходскую школу для обучения грамоте. Училась девочка прилежно, несмотря на то, что ей по-прежнему приходилось исполнять обязанности по дому. Софке спала урывками, не более трех-четырех часов в сутки, и только молодой, воистину железный организм мог вынести такие нагрузки. Но трудности не сломили ее, только закалили. Она рано повзрослела, и в свои шестнадцать выглядела гораздо старше. Никто не мог проникнуть в ее внутренний мир, прочитать ее мысли. Даже Капитону, в которого она влюбилась со всем нерастраченным пылом юности, Софка не позволяла касаться ее души, закованной в панцирь недоверия и осторожности. Девушка была очень хитра и не по годам расчетлива. Она стала глазами и ушами старой княгини, постоянно демонстрируя ей свою преданность и любовь. Временами казалось, что Софка ближе и родней Сасс-Тисовской, чем дети княгини. Больше всего Софка боялась, что снова очутится на обочине жизни, станет нищей и опустится на самое дно. Она уже прошла эти «университеты», а потому рвалась вверх, к богатству и прочному положению в обществе, с неистовой страстью и целеустремленностью. Несмотря на юные годы, Софка уже сумела кое-что скопить на черный день. В банке у нее был счет, который постоянно пополнялся. Это оказалось непросто, так как старая княгиня была скупа и прижимиста. Она не платила своей юной наперснице ни копейки. Но должность экономки позволяла Софке утаивать часть денег, предназначенных на закупку продуктов и фуража. Девушка была достаточно грамотной, чтобы водить княгиню за нос, подсовывая ей липовые счета. Время от времени Сасс-Тисовская устраивала ревизии, однако уличить хитроумную Софку в обмане ей не удавалось. Щебет девушки, которая с наивным видом болтала разную чепуху, действовал на княгиню как патентованное шведское снотворное. Обычно Сасс-Тисовская засыпала, не дослушав до конца отчет Софки. Покончив с шоколадом, княгиня принялась за бутерброды с черной икрой. Софка была уверена, что хозяйка не ограничиться легким завтраком, а потому, кроме гренок и швейцарского сыра, девушка приготовила и кое-что посущественней, хотя об этом княгиня и не просила. Софка знала, как угодить госпоже… Печальный случай с сыном не повлиял на аппетит Сасс-Тисовской. Несмотря на то, что княгиня не отличалась дородностью, скорее наоборот, к старости она стала чревоугодницей. Впрочем, ее отношения с сыном оставляли желать лучшего. (У нее были еще две замужние дочери и старший сын, проживающий в Швейцарии. Он там лечился. Как поговаривали, от скуки). Даже офицерский Георгий, с которым младший сын приехал на побывку, не поколебал ее мнения – она считала его мотом и неудачником. Потому княгиня ссуживала сына деньгами скупо, требуя непременного отчета о расходах, что, конечно же, не могло нравиться бравому вояке. Немалую лепту в натянутых отношениях младшего из Сасс-Тисовских и княгини внесла и Софка. Она докладывала ей обо всех проступках сына старухи, нередко добавляя и от себя кое-какие подробности – те, которые нельзя было ни проверить, ни опровергнуть. – Софья! – позвала княгиня горничную. У нее получилось: “Сшофийя”, – старуха немного шепелявила; между собой они беседовали почти всегда по-польски. – Поди сюда, милочка. Возьми и открой шкаф. Она сняла с шеи серебряный ключ на цепочке и сунула его в руки Софки. Снедаемая любопытством, Софка скоренько, чтобы княгиня не передумала, отомкнула массивный шкаф у изголовья кровати. Этот шкаф, больше напоминающий сейф, – под резной дубовой обшивкой были приклепаны металлические пластины, – вызывал у новоиспеченной экономки, которая продолжала исполнять обязанности горничной, жгучий интерес. Но, к ее огорчению, княгиня никогда до сих пор при ней не открывала его. Всякий раз, снимая заветный ключ с шеи, она выпроваживала Софку. Что в шкафу скрыта какая-то тайна, Софка ничуть не сомневалась. Буйная фантазия являла ей перед сном неисчислимые сокровища, запрятанные в дубовой утробе шкафа. И еще… еще что-то; что именно – она сообразить не могла. Но спрятанное там НЕЧТО всякий раз, когда она оставалась в спальне одна, неудержимо влекло ее к шкафу. Софка любовно поглаживала ладонями шкаф, даже заговаривала с ним, как с живым существом. Но шкаф был угрюм, неподвижен и нем. |