Книга Крест и корона, страница 25 – Нэнси Бильо

— Прекратите. — Я похлопала его по трясущемуся плечу. — Вы сделаете себе только хуже.

— Я скоро умру от легочной гнили, Джоанна. Именно этого и хочет мой братец. Этого хотят все. Смерть — лучший способ решить все проблемы.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как же, меня ведь обвиняют в государственной измене. — Он никак не мог отдышаться. — Вернее, нас обоих. Ах, Джоанна, если бы вы только знали, как она любила меня! Какие стихи писала… — Голос его захлебнулся в кашле.

И тут в разговор вступила Бесс:

— Она до сих пор любит вас, сэр. Я знаю. Я прислуживала ей.

Лично у меня это заявление вызвало большие сомнения. Бесс рассказывала лишь про то, что избалованная эгоистичная девица, недовольная наказанием, которому подверг ее дядюшка-король, постоянно закатывала истерики. Вряд ли ее беспокоила судьба несчастного возлюбленного. Но в душе я поблагодарила Бесс за доброту.

Казалось, слова служанки и в самом деле придали Чарльзу сил.

— Неужели Маргарита все еще любит меня? — Теперь он стал говорить быстрее. — Я думал, она тоже ждет не дождется, когда я умру. Тогда с разрешения короля она сможет выйти за кого-нибудь другого. — Он моргнул и оглядел нас с некоторым недоумением. — Но почему вы здесь?

— Скажите ему вы, госпожа, пока я буду менять белье, — проговорила Бесс.

Мы вдвоем без труда подняли исхудавшее тело с постели: Чарльз стал легким, как пушинка. Мы посадили беднягу на стул, и я рассказала ему обо всем: как сожгли Маргарет, как потом арестовали нас с отцом, как меня допрашивал герцог Норфолк и как мы с Бесс по ошибке попали не в ту камеру.

Чарльза очень заинтересовал разговор, который подслушала Бесс.

— Второй человек после короля, к которому прислушивается мой брат? — недоуменно проговорил он. — Даже не представляю, кто бы это мог быть! Мне всегда казалось, будто наш герцог считает, что вокруг одни сплошные глупцы.

— Я надеялась, что мой отец знает, о ком идет речь, — покачала я головой.

— Может быть, это архиепископ Кранмер? [17] Или Кромвель? Они оба приходили сюда допрашивать заключенных. — Чарльз задумался. — Эти двое — самые важные люди в стране. Но мой брат всей душой ненавидит архиепископа Кентерберийского и лорда — хранителя печати. Насколько мне известно, он их не уважает. И никогда не уважал.

— Герцог их ненавидит? — удивилась я.

— Его светлость, мой любящий брат, презирает простолюдинов, вознесенных на самый верх королем. И вдобавок они оба — враги старой веры.

— Но герцогу старая вера безразлична — он вел армию на усмирение бунта, — недоуменно сказала я. — И перевешал всех мятежников.

— Мой брат никогда не посмеет возражать против воли короля, но в душе он чтит старые традиции. — Чарльз пожал плечами. — Точь-в-точь как Гардинер. [18]

— Вы говорите про епископа Винчестерского? — спросила Бесс.

— Именно, — кивнул наш собеседник. — Если мой брат к кому и прислушивается, то к нему. Но нет, Гардинер к вам завтра прийти никак не может. Король рассердился на епископа и отправил во Францию, назначив постоянным послом. — Тут его снова начал сотрясать кашель — жуткий, душераздирающий. Когда Чарльз оторвал руку ото рта, я увидела на ней свежую кровь.

В дверь раздался стук.

— Ну, долго вы еще там? — донесся из коридора голос Тома.

— Одну минутку! — прокричала в ответ Бесс. — Сэр, мы должны положить вас назад в постель, — обратилась она к Чарльзу Говарду.

Тот кивнул и, когда мы укладывали его на свежее белье, прошептал:

— Желаю удачи.

Я поцеловала его впалую, словно пергаментную щеку:

— До свидания.

Бесс уже стояла у двери, дожидаясь меня.

— Позвольте мне все-таки попытаться убедить Тома отвести нас к отцу, — взмолилась я. — Можно сказать, что ему тоже нужно поменять белье.

Она покачала головой:

— Из этого ничего не получится, госпожа. Боюсь, нас разоблачат, когда…

Дверь открылась, и Том засунул внутрь голову:

— Ну, закончили?

— Да, — ответила Бесс. — Теперь только нужно отнести старое белье на сожжение.

— Оставьте его в коридоре. Я сам за всем прослежу.

Мы вышли, бифитер закрыл и запер дверь, но не повел нас назад по коридору, а остался стоять на месте. Я открыла было рот, собираясь изложить свою выдумку насчет отца, но тут же захлопнула его. Что-то странное почудилось мне во взгляде Тома, который пристально разглядывал меня. Увы, в руках у меня больше не было спасительной кипы белья, за которой можно спрятаться.

— Я справился у офицера стражи, — медленно сказал он. — Тот не слышал, чтобы лорду Говарду или кому-нибудь еще приказали этой ночью сменить белье. Да и что за срочность: это всегда можно сделать утром. Как-то все это подозрительно.

Сердце у меня упало.

— Приказ был, — твердо сказала Бесс. — Думаешь, нам большой интерес работать по ночам?

Том ухмыльнулся, глядя на нее:

— Как знать, а может быть, вы отнесли Говарду любовную записку от леди Дуглас?

— Вот еще глупости, — с оскорбленным видом заявила Бесс. — Можешь сам сходить в камеру и проверить.

— Делать мне больше нечего, — сказал Том и остановил взгляд на мне.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.

Он повел головой:

— Идемте.

Мы пошли за ним по коридору. По пути я смотрела на деревянные двери и гадала: может быть, за одной из них находился мой отец? Моя рискованная попытка увидеть его провалилась. Но хуже всего, что я, похоже, погубила Бесс. Как спасти служанку, если нас сейчас разоблачат? Я лихорадочно искала какой-нибудь выход, но ничего придумать не могла.

Мы дошли до поста Тома. Вот сейчас он позовет других бифитеров — и все, мы с Бесс пропали.

Но вместо этого Том ухватил меня за руку и подтащил к себе. Его колючая борода оцарапала мне лоб.

— Пошли со мной, Сюзанна!

Я попыталась вырваться, но тщетно.

— Что ты делаешь, Том? — воскликнула Бесс.

— Вы обе затеяли что-то противозаконное. Не бойтесь, я никому не скажу ни слова. Но только при условии, что Сюзанна останется со мной наедине. А потом я потихоньку проведу вас обратно, и все будет шито-крыто. Ну что, согласна?