Онлайн книга «Пять капель смерти»
|
Второе: завтра утром нанести визит профессору вместе с жандармами. Третье: потребовать приема у министра внутренних дел господина Святополка-Мирского и доказать необходимость быстрого ареста рабочих-вожаков. Мне казалось, что этих мер будет достаточно. В общем и целом овладев собой, я запер конспиративную квартиру и поехал в Управление петербургского охранного отделения, располагавшееся в знаменитом доме № 12 на набережной Мойки. Войдя в приемную, я приказал дежурному офицеру меня не беспокоить с полчаса. Открыв личный сейф, я достал дело с грифом «Особо секретно». В папке имелись: личное дело агента Шмеля, его донесения и рапорты. Папку эту мог видеть только офицер, курирующий агента, то есть я и никто другой. Степень секретности была такова, что в докладах вышестоящему начальству не упоминалась даже его кличка, а информация передавалась от третьего лица. Мы прилагали все усилия, чтобы уберечь своих людей от провала. Особенно от нашего руководства. И его начальственной глупости. Я включил лампу и раскрыл дело. Вырезка из газеты «Наши дни» за 4 января 1905 года (Завалилась между страниц) На днях в газетах сообщалось, что собрание фабрично-заводских рабочих города Петербурга постановило обратиться к петербургскому градоначальнику с просьбою содействовать тому, чтобы четверо рабочих, уволенных с Путиловских заводов за принадлежность к собранию, вновь были приняты на службу. При этом собрание в своей резолюции ставило на вид, что в случае неудовлетворения его просьбы оно за сохранение спокойствия среди рабочих не ручается. Как мы слышали, хлопоты представителей собрания не увенчались успехом. Настроение рабочих названных заводов вследствие этого чрезвычайно напряженное и грозит серьезными осложнениями. Конспект лекций жандармского корпуса полковника Герасимова Александра Васильевича, начальника петербургского Охранного отделения в отставке К первой странице дела крепилась фотография. Еще раз вглядываясь в красивое лицо, я невольно вспомнил, как мой предшественник, Леонид Николаевич Кременецкий, передавал своего агента. Шмеля нашли в тюремной камере. Будущему агенту невероятным образом удавалось уговаривать владельцев дорогих магазинов отпускать меха, платья, обувь и даже драгоценности в кредит. Когда купцы приходили за долгом, оказывалось, что названное лицо уже сменило место жительства. Так продолжалось несколько месяцев, пока Шмеля не поймали в Пассаже с поличным. Полиция составила списки похищенного, обворованные торговцы узнали преступника, и дело готовилось к передаче в суд. На счастье Шмеля, Кременецкий обратил на него внимание: судя по характеристике, Шмель обладал незаурядной способностью вызывать доверие. Леонид Николаевич лично пришел в камеру, предложил замять дело и убрать все его следы из полицейского архива. К удовлетворению подполковника, клиент согласился сотрудничать и сам выбрал кличку Шмель. Жалованье ему положили семьдесят рублей в месяц. Вскоре успехи агента стали расти вместе с жалованьем, как снежный ком. Я просмотрел донесения Шмеля пятилетней давности. К моему удивлению, было их не так уж много. И в них не нашлось ничего полезного. Шмель не предупредил о готовившемся покушении на Плеве и вообще не сделал ничего существенного. Более того: в донесениях писалась сущая белиберда о погоде, о городских слухах, были даже рецензии на спектакли. При этом Шмелю удавалось регулярно повышать себе жалованье. Иными словами, агент попросту валял дурака! Это было настолько же очевидно, как и невероятно. Год назад, принимая дела, я был настолько завален работой, что доверился Кременецкому и не проверил досье. Сразу бы стало ясно: вместо настоящего агента — строка в расходной ведомости. Полный пшик. На дальнейшее расследование времени не осталось. Мне пора было приниматься за текущие дела дня. Материалы я спрятал в сейф. В кабинет вошел дежурный с отчетом о вчерашних происшествиях. Я получал ежедневные донесения ото всех полицейских участков, сведения от речной полиции, врачебного комитета и пожарной команды. Бегло просматривая машинописный текст, я остановился на очередном листке: по донесению пристава Щипачева, было найдено два тела в непосредственной близости от дома Окунёва. В случайности и совпадения я давно не верю. В такие — тем более. Надо было принимать экстренные меры. К материалам по событиям 4 января 1905 года Папка № 18 Профессор стоял в дверях, не желая впускать в квартиру. Ванзарову пришлось напомнить, что если с полицией желают общаться на пороге, то общение будет перенесено в участок, куда подозреваемого доставят под конвоем. Окунёв заявил, что не подчинится произволу властей, но посторонился. Ванзаров без разрешения прошел в кабинет. На месте, где еще недавно висел групповой снимок, разместилась рамка с безобидным портретом престарелого родственника. — Куда дели такую замечательную фотографию? Окунёв уселся в кресло и сложил на груди руки: — Обязан отвечать? — На этот вопрос — нет. — Тогда мой ответ: не ваше дело. Удовлетворил? — Вполне, — согласился Ванзаров. — Не могли отказать женщине. Сами отдали или она украла? — Вас не касается… И знаете что, Ванзаров? Проводите свой сатрапский допрос и освободите меня от вашего присутствия. У меня много работы. — Над чем работаете, профессор? — Все над тем же: хочу дать народу вместо обмана и религии счастье свободы. Не слишком ли я с вами откровенен? — Со мной можно. Охранка или жандармы таких шуток не поймут. Окунёв фыркнул: — Да вы, Ванзаров, либерал, вольнодумец! — Вы же учили меня думать и анализировать. Вы и — Сократ. — О нет! — закричал профессор. — Я вас не тому учил! Я вас… Позвольте, к чему эти разговоры? Спрашивайте, что вам надо, и уходите! — Извольте. Знакома ли вам Надежда Толоконкина? — Эта глупенькая купеческая дочка? — Да, она на фото с вами левый угол пентакля держит. — Приходила, пыталась умничать. Ужасная посредственность. А что такое? — Вчера вечером она была у вас в гостях? — С какой стати? Нет, конечно… — Когда видели ее последний раз? — Несколько дней тому. А в чем дело? — Сегодня утром ее нашли мертвой в двух шагах от вашего дома. Она лежала в сугробе, из одежды на ней — одна рогожка. Профессор вжался в спинку кресла: — Это, конечно, ужасно, но я здесь при чем? — Разве она не к вам приходила? — Конечно, нет! — К кому тогда? — Да откуда мне знать! У нее свои знакомства. Вот их и ищите. — Дамы, которые на фото с вами, ее подруги? — Скорее всего. |