
Онлайн книга «Божественный яд»
![]() Сыщик понял, что список поиска придется расширить, включив в него и этот дом. Пристав сверлил Степана взглядом, обещавшим нерадивому дворнику изрядную взбучку. Но Ванзарова это уже мало интересовало. Он собрался благополучно откланяться, оставив обычные распоряжения, и лишь на всякий случай спросил: — Степан, а не вашего ли дома квартирантка? Дворник набрал воздуху в грудь, решительно шагнул к трупу, нагнулся и вдруг удивленно присвистнул: — Так это ж… ей богу, она… Маленькую удачу Ванзаров принял как должное. Значит, дело еще проще. Личность, считай, установлена. — Никак, барышня знакома? — изобразив несказанное удивление, спросил он. — Как звать? Где проживает? Докладывай! — Как звать, не знаю… — шмыгнув носом, солидно заявил Степан. — И где, значит, проживает — тоже неведомо. — Ах ты… — от возмущения пристав влепил крепкое словцо. — А вот к кому в гости захаживала — видал… — мстительно закончил Пережигин. Он нарочно тянул резину, со значением заглядывая в глаза «доброго барина». И сыщик сразу понял, куда клонит дворник. — Ну, Степан, не томи… А я похлопочу, чтобы господин пристав отменил наказание. Так ведь, Андриан Николаевич? От возмущения Щипачев выдавил лишь бессильный хрип. — Значит, девица энта, уже с полгода ходють в пятую квартиру… — начал осмелевший дворник. — Вчера была? — перебил Ванзаров. — Вот вчера не приметил, не обессудьте! А так, раз пять за неделю. — К кому ходила? — Известно к кому. К господину Серебрякову, профессору! Видно, судьба приготовила Ванзарову лучший новогодний подарок: самое быстрое раскрытие убийства в истории петербургской сыскной полиции. Ведь тут сразу видно: это дело рук неопытного, а значит, слабовольного преступника. Хотя, право, как-то странно… Пристав в сопровождении двух городовых и Пережигина был немедленно отправлен с приказом привести названного господина, вынув хоть из постели. Сыщик резонно понадеялся, что, увидев жертву, душегуб испытает глубокий шок и признается в содеянном. 3 Подъехала медицинская карета. Санитары уже положили носилки на снег, но Ванзаров попросил их пока не трогать девушку и лишь прикрыть ее простыней. Толпа зевак заметно поредела. На морозе зрелище требуется поинтересней. Сыщик подошел к телу и еще раз всмотрелся в заледеневшее лицо. Неожиданно что-то странное показалось ему в этом простом преступлении. Родион Георгиевич не мог понять, отчего вдруг у него появилось необъяснимое беспокойство. В полиции у коллежского советника Ванзарова сложилась репутация везунчика. Ему доставались самые тяжелые, самые запутанные и гиблые дела, от которых, как могли, открещивались другие чиновники. А он впрягался и рыл, как бур, пока виновный не оказывался за решеткой. Он не боялся крови, грязи и долгих, утомительных розысков. Родиона Георгиевича подстегивала любовь к ловле преступников, которая не успела остыть за пять лет службы в столичном сыске. Он любил слово «сыщик» и был уверен, что победит любого противника. Но сейчас Ванзаров почувствовал сомнение. Ему вдруг показалось, что он столкнулся с чем-то, на что у него не хватит сил. Глядя на скрюченное тело, опытный сыщик вдруг осознал, что… боится! Не трупа, а того, чем может закончиться расследование. Интуиция выдала сигнал тревоги. Ванзаров не мог объяснить, откуда взялся этот пронизывающий страх. Как будто за спиной поднялись тени забытых демонов! А между тем пристав уже толкал к нему господина без шапки, зябко кутающегося в незастегнутую бобровую шубу и изрыгающего обильные проклятия. Родион Георгиевич позволил себе пять секунд молчания, чтобы получить первое впечатление от подозреваемого: невысокий мужчина, глубокая залысина, редкие курчавые волосы помечены сединой, всклоченная борода. Обширная синева разошлась под глазами. И это — профессор?! Нет, скорее запойный комик провинциальных театров. — Как вы смеете, болваны, остолопы, вытаскивать больного человека на мороз, мерзавцы! — прохрипел господин простуженным голосом. — Надо, господа, дело делать, а не произволом заниматься! — Если не ошибаюсь, доктор Серебряков? — вежливо спросил сыщик. — Профессор! Вы что за субъект, позвольте спросить? — Ванзаров, сыскная полиция, — Родион Георгиевич прикоснулся к котелку. — Какое хамство! Я болен и требую меня немедленно отпустить. Я буду жаловаться вашему начальству! — профессор плотнее запахнул шубу. Он стоял на снегу в тапках на босу ногу, укрывая шубой ночную пижаму. Пристав Щипачев выполнил приказ слишком буквально. — Маленькая формальность! — проговорил Ванзаров исключительно вежливым тоном и приподнял край простыни. — Извольте взглянуть… Это вы убили даму? Разозленный господин повел себя совершенно неожиданно. Он замер с выпученными глазами и открытым ртом и тут же, схватившись за нечесаные остатки шевелюры, истошно завопил: — О владыка сущего! О Сома милостивый! За что?! Машенька! 4 Профессор выглядел подавленным. Ванзаров пожалел больного старика и не повез его в участок на допрос. Серебряков, размазывая замерзающие слезы и всхлипывая, безвольно поплелся в дом. Его голые пятки глубоко проваливались в снег, но, кажется, он не замечал холода. Из прихожей профессор направил сыщика прямо в свой кабинет. Все стены полутемной комнаты с плотными зелеными шторами на окнах до самого потолка закрывали стеллажи с книгами. Тускло блестело потертое золото корешков. Судя по названиям, которые Ванзаров успел разобрать, профессор собрал отличную библиотеку по мифологии и магии. В воздухе явственно ощущался какой-то необычный запах. Кафельная печь совершенно не грела. Родион Георгиевич пожалел, что снял пальто. Профессор укутался в шотландский плед и уселся в жесткое, скрипучее кресло. Прямо над его головой висела репродукция с гравюры Рембрандта: доктор Фауст вызывает светящийся шар с магическими письменами. Под светом настольной лампы с широким абажуром Серебряков смотрел на сыщика как зверек, загнанный в угол. Он перестал рыдать, но часто и тяжело дышал. — Что вам еще надо?! — злобно проговорил профессор, даже не предложив гостю сесть. — У вас инфлюэнца? — с сожалением спросил сыщик. — Нет, мой организм… прошу вас, ближе к делу! Вы, кажется, спросили, не я ли убил Машеньку? Так вот вам мой ответ на все ваши мерзкие вопросы: нет и еще трижды — нет! А теперь — убирайтесь! Ванзаров простил хамство, сохраняя исключительный дипломатизм. — Позвольте узнать фамилию… Марии? — спросил он. — Ланге. — Кем она вам приходится? |