Онлайн книга «Государевы конюхи»
— А что стряслось? — Мертвое тело пропало! — Какое еще тело? — Да парнишка тот! Приходили какие-то два человека, смотрителя, Федотку, по башке треснули да и вынесли тело в рогожке! И поминай как звали! * * * — Данила! Выгляни-ка, свет! — Тут по твою душу! — Принарядись-ка! — Личико умой! — Кудерьки расчеши да пригладь! Недоумевая, с чего бы товарищи его зовут так несуразно, Данила как был, со скребницей и щеткой, вышел из стойла, где наводил блеск на аргамака Байрамку. Хорош был Байрам, по-своему разговорчив — всяко умел показать, чего ему надобно. Данила уже мечтал, как он летом, когда многих аргамаков уведут туда, где будет угодно поселиться государю, выпросит у старших позволения хоть раз проездить этого красавца, испытать его резвость и понятливость! — Да пригладь космы-то! — прикрикнул на него Тимофей, причем не шутя. — У тебя, поди, полная башка конской шерсти и всякой дряни! Гляди, на аркане в баню сволоку! — Дьяк, что ли, ко мне пожаловал? — спросил Данила, положив щетку со скребницей на узкую лавочку и обеими грязными руками обжимая на голове свои легкие пушистые волосы, норовящие закурчавиться на висках. Раздался дружный хохот. — Какой там дьяк? Девка! Невеличка, белоличка, собой круглоличка! Данила побежал по проходу, в одной рубахе выскочил из конюшни. Снаружи его ждала Авдотьица. — Я все делала, как ты велел, — зашептала быстро. — Каждое утречко в ту проклятую избу бегала! Я свои денежки отработала! Она приклонила голову к самому его уху. — Забрали парнишечку-то! — Кто забрал? Когда? — От такой новости Данила двумя руками вцепился девке в рукав шубы. — Да сегодня утром же! Парень посмотрел на небо — было близко к полудню. — И ты только сейчас до меня добралась?! — С тебя причитается, куманек. Я на извозчика протратилась да на службишке своей не показалась, придется там кому следует барашка в бумажке поднести. — С какой такой радости? — Данила все еще был возмущен. — А с такой, что я тех людей-то выследила! — Каких еще людей? — Которые парнишечку забрали! Данила даже шарахнулся от Авдотьицы. А она стояла довольная, веселая, чающая немалой платы за такой подвиг. — Сказывай! — на радостях не замечая морозца, потребовал Данила. — А что сказывать-то? Я, как всегда, к смотрителю — мол, мой-то не появлялся? Он мне — да Бог с тобой, девка, что это тебе в голову взбрело раньше смерти его хоронить?! Жив твой, приютился где-то, может, сманили его, с купцами уехал, может, у товарища какого живет, много ли места парнишке надобно? Сама же, мол, говорила, что мать у него пьющая, вот он и сбежал… — Ты мне про тех людей говори! — А те люди тут и появились! Они ему не родные, родные реветь бы кинулись, крик бы подняли. А эти его оглядели, переглянулись, один другому и говорит: ну, точно — он! И перекрестились оба. — Так что ж это был за парнишка? — А ты слушай! Смотритель — к ним: забирать, что ли, будете? Так я, сказывает, знать должен, кто он таков и кто вы таковы. И в Земском приказе от вас сказку отберут — точно ли ваш парнишка. Тут они вдругорядь переглянулись. И говорят смотрителю — ну, пошли, что ли, в Земский приказ? И вышли… — А ты? — А я, не будь дура, тут же за ними и выскочила. Мне же еще извозчика нанять следовало! Побежала я к Никольской, их там много ездит, и с одним сговорилась. Тут Авдотьица замолчала. — Дальше-то что? — не выдержал Данила. — Поиздержалась я на извозчика-то, — сообщила она. — На Волхонку выехали, встал — деньгу ему плати! Заплатила, дальше едем. На Остоженку свернули, сколько-то проехали — встал! Опять деньгу плати! — А чего тебя туда понесло? — Так я же за парнишечкой следом ехала! Тут только до Данилы дошло, что зазорная девка Авдотьица обставила, похоже, и Земский приказ, и конюхов, имеющих тайное поручение от дьяка Башмакова. — Пока я с извозчиком сряжалась, они-то, те двое, в избу вернулись, завернули парнишечку в рогожу да и вынесли скорехонько. А сани их неподалеку ждали. Они и покатили, я — следом. — Так куда ж они прикатили? — заорал Данила. — Так я ж тебе толкую — на извозчика поиздержалась! В девкиных глазах было такое лукавство с нахальством пополам — Данила дара речи лишился. — Ты что же, думаешь, я лошадей чистить иду — кошель с собой беру? — спросил он. — Вернутся к тебе твои денежки! Подожди тут! Он вошел в конюшенное строение и принялся звать Тимофея. Тот отозвался не сразу — опять возился со слюдой. Данила пошел на голос. — Авдотьица-то выследила, куда парнишку мертвого увезли, — сказал он товарищу. — И денег просит. Раньше-то я ей за каждый поход в избу платил. А теперь четырьмя деньгами не отделаюсь. — Вот гривенник, — Тимофей полез за пазуху, достал кошель, где у него, завернутая отдельно, хранилась уже пущенная в размен башмаковская полтина. — Хватит ей, как полагаешь? — Не хватит — добавлю. — Ушлая девка! Так ты сейчас туда отправишься? — А ты полагаешь, что один только Богдаш на верном пути стоит? Желвак охаживал красивую женку по всем правилам — добивался тайного свидания. И она вроде была не прочь. Говорила даже, что есть на задворках печатни подходящее местечко, да слишком много шуму поднято из-за неведомых злодеев, всюду слоняются стрельцы и приказные. Богдаш осторожно выспрашивал — что за шум, имеет ли основание, и не Арсений ли Грек, еретик ведомый, тому виной. Женка сперва про Грека толковать не желала, видать, не по душе он ей пришелся, но при следующей встрече Богдаш ее улестил — сообщила, что еретик больше всех переполохом озабочен и странные речи ведет с работниками, вроде как хочет иного о чем-то просить, да не решается. Всякий раз, пересказывая бабьи слова, Богдаш прибавлял — «по ее дурьему разумению», а Тимофей согласно кивал. И точно — дурой нужно быть, чтобы в такое смутное для Печатного двора время все тайны случайному молодцу выбалтывать… — Семейку с собой возьми, — посоветовал Озорной. — Я тут за вас обоих потружусь. Семейкины сборы были недолгими. Он подергал за свисавшую на голенище алую с зеленым кисточку засапожника, словно желая убедиться, что кривому ножу в сапоге удобно, и накинул на правую кисть петлю глухого кистеня. Рукав тулупа был такой длины, что позволял обходиться без рукавиц, а для руки, которой работать кистенем, это очень важное удобство. |