Онлайн книга «Государевы конюхи»
— Будет, вставай! — приказал скоморох. — Как я с утра стенку не строил, так она по сей час не строена! — Ты, это… там был?.. — Был. Да без толку. Боится он. Данила поразился — любитель прибаутки, как ему по скоморошьей должности велено, сейчас Томила был краток и строг. — А с тобой тогда кто? — Новенького привел. Вставай, тебе сказано? Вставай, Трещала! Ты сколько до Масленицы осталось — помнишь? — А сейчас который день? — А сейчас тебе пятница! — Ого?!? — Вот те и ого! Выметайся из горницы живо, опростайся, снегом рожу протри! Рассолу в сенцах зачерпни! Я сейчас орлов будить стану! — Может, пойду я? — спросил Данила, посторонившись, когда хваленый Трещала, пошатываясь, прошел в сени. — Не до меня тут! — Погоди, свет, ты посмотри сперва. Это они спросонья как мокрые курицы, а я их сейчас строить начну… Пойдем, поторопим баб — они поедят, да и ты с ними заодно. На конюшнях-то вы сами стряпаете, не каждый день горячее едите, а им — каждый день и каша, и щи, да с мясом, да каши — с курами! Чтобы на льду бодро стояли! Соблазнившись курой с кашей, Данила позволил увлечь себя на поварню, где хозяйничали две бабы — Трещалина жена Дарьица да ее мать Ильинишна. Его посадили отдельно, по Томилиному наказу наложили полную миску. Сам Томила побежал разбираться с бойцами. Понемногу они потянулись на поварню, Данила тем временем поел, поблагодарил хозяек и вышел во двор. Теперь хотя бы из вежества следовало не удирать втихомолку, а побыть, поглядеть, может, даже чего Томиле пообещать. Скоморох, очевидно, был сыт — сам не ел, довольно скоро выгнал бойцов на двор. Посмотрел на небо, помотал башкой и сплюнул: — Не на лед же вас, дураков, сейчас вести! — Тут, что ли, места мало? — удивился Данила. — Им ко льду привыкать. Да там все размечено. Что скоморох имел в виду, Данила понял, когда бойцы в коротких, по колено, тулупах встали в две кривые стенки, каждая — человек по пятнадцати. Расстояния между ними было сажени три, не больше. — Равняйтесь! — приказал Томила. — Левый локоток — вперед! Чтоб как по струнке стояли! Питухи бесовы! Теребень кабацкая! Как еще крестов не пропили?! Стенки подтянулись, бойцы, пихаясь, встали, как надобно. Неторопливо вышел Трещала, голова его была обмотана полотенцем. — Чело хорошо стоит, — оценил он ближнюю к себе стенку. — Правое крыло — ладно, левое — ни к черту! Выйдя вперед, он оглядел и дальнюю стенку. Затем прошел меж ними и встал на краю, так, что скоморох с Данилой оказались напротив него. — Шут с вами! Сходись, молодцы! — негромко велел он и махнул рукой. — Петрушка, веди клин! — крикнул Томила. — Ну, с Божьей помощью… Когда между бойцами оставалось шага полтора, не более, в одной из стенок произошло движение, она словно надломилась, и трое мужиков в самой середке, составлявшие чело, устремились вперед чуть быстрее прочих. Назвать это клином можно было с большой натяжкой, однако удалось на мгновение расколоть противоположную стенку. Разом взлетели и опустились кулаки. — Назад! Назад, сволочи! — заорал Трещала. — Не проспались! Я вас разбужу-то! Алешка, блядин сын! Петрушку упустили! Он-то проломился, а вы, сволочи, отстали! И точно — противоположная стенка, подавшись под натиском чела и расколовшись, Петрушку-то пропустила — да и едва за ним не сомкнулась, отрубая бойца от товарищей. — Это — клин? Клин это? Погибель это ваша! Позор это ваш! Посрамление это ваше! За такой клин пороть надо! — добавил Томила со всей возможной яростью. Стенки разошлись. — Вдругорядь! — приказал Томила. — Раньше времени не вылезать! Как крикну — ломи! — так и выходи в клин! — А вы не мешайте, — велел другой стенке Томила. — Сейчас перед клином чуток расступитесь, пусть у них хоть раз правильно получится. Данила смотрел во все глаза. Такое он видел впервые. Стенки сошлись вдругорядь. — Ты что топчешься? — покрикивал на бойцов Томила. — Ногай, это я тебя учу! Это тебе на снегу, брат, хорошо топтаться! На Москве-реке вприскользь продвигаться придется, ног не отрывая! Хорош ты тогда будешь! Алеша! Бойчее! До десяти раз сходились стенки, сперва учились клином продавливать противника, потом — расступаться и вновь смыкаться, чтобы успел выскочить надежа-боец. С каждым разом Трещала все более и более трезвел. Наконец сорвал полотенце, под которым оказалась примотанная к дурной голове квашеная капуста, утерся им и швырнул в снег. — Бабы подберут! Эх, нам бы еще деньков с пять! Кабы Бугая не сманили!.. — Прикажешь полную стенку пробовать? — спросил Томила. — Да уж пробуй, что ли? Бойцы построились в один долгий ряд. Томила принялся ходить вдоль него, переставляя людей. Что-то у него не заладилось, он хмыкнул, сердито почесал в затылке и повернулся к Трещале — мол, как же быть? Трещала развел руками — сам не понимаю… — Ну, братцы, так кто же у нас встанет в чело? — спросил Томила. — Я выйду ломаться, а за мной должны быть — ну, хоть вы, Петрушка с Алешкой… Встаньте-ка сюда оба, поглядим… — Мне нельзя, — возразил здоровенный, губастый, еще безбородый Алешка. — Я левое крыло держу, без меня оно развалится. — Ты, Ногай? — А хоть бы и я… — Ты, Бажен? — Я с Алешкой, ему одному крыло не удержать. А вместе мы приноровились. Тут в калитку замолотили. — Смешались живо! — приказал Трещала. — Кирюшка, отвори! — Мало ли кого бесы несут? — шепнул скоморох Даниле. — Не подглядел бы, как стенка составлена. Калитка отворилась, и в проеме встал дородный молодец, которого шуба делала поперек себя шире. — Ну, высватали вы меня, черти! — объявил он. — Решил! За вашу стенку биться пойду! — Гордеюшка! — воскликнул Томила. — Сокол ты наш! Орел! Надежа ты наш! Ступай сюда! Вот оно, чело! Посередке — ты, Гордей, справа от тебя Петрушка, слева — Ногай! Есть у нас чело! Коли сам Гордей-целовальник с нами — победа наша! — Высватали, как же… — сказал один боец другому, так что Данила прекрасно слышал. — Гордейка-то из-под полы приторговывает, так ему пригрозили Земский приказ на него натравить… — А ты, Трофим? — спросил Трещала хромого мужика, который незаметно вышел посмотреть, как учатся бойцы. — На меня надежды мало, не поправлюсь, — отвечал тот. — Не обессудь, Трещала, ты же меня знаешь, я и в прошлом году был за тебя, и в позапрошлом. — Ты боец ведомый, — согласился Трещала. — Вот тебя-то в стенке и недостает… |