
Онлайн книга «Государевы конюхи»
Оказалось, Башмаков прискакал в Москву. Увидев Данилу, был сильно недоволен: — Тебе ж было велено при Настасье-гудошнице находиться! — Я и делал, что велено, — и Данила рассказал про подземное путешествие вкупе со своими домыслами. — Узник там у Обнорского, говоришь? — Башмаков задумался. — Ну, что она Деревнину не слишком солгала — и то ладно. Быть того не может, чтобы всю правду сказала. Что-то еще ей известно. Ты все припомнил? Ничего не забыл? Данила задумался. — Мы там под землей мыкались, где наверху — боярские и княжеские дворы. Может, Обнорский подкоп готовит? Выкрасть что-то хочет? А она — разведать и опять Деревнину донести? Чтобы врага чужими руками погубить? — Коли бы она только этого хотела, то поболе бы подьячему рассказала. А так — натравила его, как пса, чтобы он, отыскивая убийцу младенца, всюду следов Обнорского искал. Это, Данила, хитрая игра. У нее, как у лисы, сто хитростей в запасе. Узник… Не узница ли? — Какая узница, Дементий Минич? — Боярыня Троекурова пропала бесследно. Коли Обнорский вокруг троекуровского двора петли метал, то не он ли ее свел? — А кой ему прок держать под землей боярыню? И кой прок Настасье ту боярыню вызволять? Может, там иной человек? И покойник Бахтияр того человека искал? — Не знаю, Данила. Темное там дело. Ладно, коли все сказал, то ступай, да Разбойного приказа пока берегись. Данила поклонился и вышел из горницы, отведенной Приказу тайных дел. Ему и самому не хотелось еще раз встречаться с Евтихеевым. Поев наскоро и сменив деда Акишева, он продолжал врачевать в сарае больного Павлинку. Дело шло к вечеру. Вдруг дверь распахнулась, на пороге встал Богдаш. — Бросай коня! Пусть с ним дед сам возится! Знаешь, что стряслось? — Нет, откуда? — Тот купец из Саадачного сидельца прислал! К нему пришли за джеридами с бирюзовым череном! — Башмаков!.. — Собирайся, а я до приказа добегу. Там Ивашка-истопник на хозяйстве оставлен, он скажет, где Башмаков. С утра там был. Не пришлось бы добычу в Коломенское везти! Конюхам повезло — Башмаков был в Кремле, то уходил, то приходил, кого-то к нему приводили, за кем-то он посылал. Когда Богдаш вернулся с этой новостью, Данила уже сдал аргамака с рук на руки конюху Фомке Мокрецову и вычесывал из волос сено, сильно тоскуя при этом о потерянной в кабаке шапке. Они побежали на торг и обнаружили в лавке Ермака Савельевича человека, которого уж видеть спокойно не могли. Вечно он встревал в дела со своей дуростью, и на сей раз тоже вляпался в розыск, где и без него несуразиц хватало. Но делать нечего — конюхи подхватили сердитого Стеньку и, переругиваясь, препроводили его в Приказ тайных дел. Башмаков еще не уехал и был немало удивлен, признав в молодецкой добыче буйного земского ярыжку. — Ты как там оказался? — спросил он строго. — На что тебе джид? У тебя вон дубинка есть, ею управляйся! — Твоя милость, Дементий Минич, откуда ему про джиды знать? Это его кто-то научил! — встрял Богдаш. — Нешто я не знаю, как оно делается? Подучат простака да и подсылают — нет ли какой ловушки? Вот он нам попался, а мы, дураки, на него клюнули! — Да, умнее было бы проследить, к кому он пойдет рассказывать про джид, — согласился Башмаков. — Но коли уж он здесь — допросим. Стенька знал, что невысокий, не обремененный дородством дьяк, может, ближе к государю, чем кровная родня. И лучше бы всю жизнь слушать громкую ругань подьячих Земского приказа, чем встретиться взглядом с этими спокойными строгими глазами. Потому он и рухнул на колени: — Твоя милость, все скажу! Да только не при них! Данила и Богдаш переглянулись. — Дурак-то он дурак, так дурака подучить несложно, — сказал Богдаш. — Мы-то выйти можем, а не натворил бы чего с твоей милостью наедине. — Ты уж совсем, Желвак, меня низко ставишь, — усмехнулся Башмаков. — Что ж я, младенец или красная девка? Ступайте оба, ждите за дверью. И чуть заметно подмигнул. Понять его было несложно — вряд ли Стенька, стоя на коленях и таращась на дьяка в государевом имени, станет думать, плотно ли прикрыта дверь. Данила с Богданом, поклонившись, вышли и тут же пристроились у косяка подслушивать. Там же был истопник Ивашка, он посмотрел на молодцов неодобрительно, однако спорить не стал — мало ли что у Башмакова на уме. — Ну, сказывай, как там тебя… — Земского приказу ярыга Аксентьев Степан! — Сказывай. Кто тебе про персидский джид рассказал и для чего тебе то оружие понадобилось. — Да разве ж я похож на убийцу, твоя милость батюшка Дементий Минич?! — возопил Стенька. — Сам я на след того джида напал, бегая по розыску подьячего моего, Гаврилы Михайловича! — И где же ты впервые про тот джид слышал? Стенька несколько замялся. — Вижу, ты молодец лихой, набедокурил, а признаться боишься, — сказал проницательный Башмаков. — Говори как есть. Коли ты в чем перед Земским приказом грешен, так я тебя отмолю! Когда впервые услыхал про джид? — Я, батюшка Дементий Минич, подьячих прогневал, — неохотно повинился Стенька. — И сказали мне добрые люди, что есть такая молитва, на умягчение начальства, а знает-де ее старец, что у Девяти Мучеников сидит, и он той молитве учит, и я к тому старцу пошел… — Ну так что ж тут плохого? — Я к нему пошел… а должен был на торгу ходить… — признался Стенька. — А коли прознают, что меня в тот день на торгу не было… Про то, как он устроил переполох на весь Кремль, Стенька докладывать не стал — докопается дьяк, тогда и можно будет повиниться, а не докопается — тем лучше! — Понятно. И, шастая у Девяти Мучеников, ты нечаянно многое разведал, сказать же боишься — как бы тебе за твое рвение сперва не прописали батогов? — Именно так… — горестно признался Стенька. — Батогов не будет. Ну? И Стенька изложил все по порядку — как искал старца у храма, как пристал к нему человек по имени Федот (тут же, закатив глаза к потолку, Стенька описал его наружность, острый нос, седые виски и мохнатую бороду), как тот Федот завел его на какой-то двор, где лежал в подклете больной старец, как пришли Никита Борисович и Демьян Петрович… — Каким князьям, говоришь, тот Никита Борисович служит? — Князьям Унковским, батюшка Дементий Минич. — Сдается, нет на Москве таких… Иванушка! Старый истопник был за дверью, отодвинул Данилу с Богданом и вошел. — Сделай милость, сходи в Разрядный приказ, вели кому-нибудь из старых подьячих ко мне прийти. А ты продолжай. И Стенька описал подклет, поведал, как всю ночь клевал носом возле помирающего старца, как повздорил с Федотом и сбежал, как набрел на истинного старца, но молитву взять не успел — за ним погнались пятеро подозрительных людишек. Про хворобу свою, понятное дело, рассказывать не стал. |