Онлайн книга «Мастер сыскного дела»
|
Ныне нравы смягчились, а все ж таки грозит дуэлянтам позор и вечная каторга. Все — так... Но коли бы все сызнова начать, он и тогда ничего бы в судьбе своей не переменил!.. А раз так, то и жалеть не об чем!.. Тесен каземат крепостной, будто могила, пребывает в нем узник, что не мертв еще, но и не жив уже, лежит, думы свои тяжкие думает, и все-то они про волю-вольную да судьбу его беспросветную... Но чу... шаги!.. Стукнул засов, заскрипели петли, отворилась дверь железная, хоть до еды еще не скоро. Кто ж там? Стоит на пороге служитель — лампой вперед себя светит, а за ним иные фигуры угадываются, коих за светом не признать. Посторонился надзиратель, ключами гремя, встал, лампу в руке держа. Протиснулись мимо него люди... Да ведь то отец его Карл Фирлефанц — стоит, глядит строго, головой качает, а подле него дама, лицо которой темной вуалью сокрыто! Откуда они?.. Али мерещится то Якову? Но — нет, верно, то батюшка его!.. Огляделся вкруг Карл, на стены, на решетку заиндевелую, на солому гнилую, вздохнул тяжко да к надзирателю обернулся: — Оставь-ка, голубчик, нас одних. — Нельзя-с, никак невозможно — не положено-с! — испуганно мотает головой надзиратель. — Коль прознают — враз места лишат, да того пуще, на каторгу сошлют! — Ступай, ступай! — повторяет Карл. — Я никому о том не скажу. На-ка вот!.. — Да что-то ему в ладонь сует. — Покорно благодарю! — кланяется надзиратель. — Оно, конечно, не положено, но коли то сынок ваш!.. Ладно уж, попрощайтесь, а я покуда туточки, рядом побуду, коли что, так вы мне стукнете! Поставил на пол лампу да бочком вон вышел. — Ну, здравствуй, сын, — сказал Карл да, руки разведя, крепко Якова обнял. Обнял, да чуть не прослезился, хоть крепился изо всех сил. — Дурно тебе здесь? — Обычно, батюшка, — в персиянском плену, чай, хуже было, — бодрясь, ответил Яков. Отстранил его Карл да на сына во все глаза глядит — верно ли, не отчаялся ли, не пал духом? Улыбается ему Яков, хоть улыбка та невеселой выходит. Ну да ничего — жив, и то ладно! — Ах да!.. Я ведь не один к тебе пришел, — спохватился Карл, да тут же на шаг отступя, к даме оборотился. Подняла дама вуаль, что лицо ее скрывала, — ахнул Яков. Да ведь то Ольга, дочь князя Волхонского, коей быть здесь вовсе даже не к лицу! — Здравствуйте, Яков Карлович! — присела в поклоне Ольга, взор потупив. — В добром ли вы здравии? — В отменном, — ответил, растерявшись, Яков. А сам, куда себя деть, не знает — ведь грязь кругом, пахнет дурно, и сам он растрепан и не прибран. Ах, позор какой — в столь диком виде пред дамой предстать!.. — Пардон! — шепчет он, волосы приглаживая. — Полноте, Яков Карлович! — останавливает его Ольга, рукой касаясь, да сама того испугавшись, руку отдергивая. — До церемоний ли нынче! Мы ведь к вам, с батюшкой вашим, не просто так, не любопытства ради, а по делу явились. — Да-да, — спохватившись, говорит Карл. — Ты уж выслушай ее, да сделай одолжение, не перебивай. Кивнул Яков, разговору такому дивясь. — Сие свидание батюшка мой выхлопотал, хоть не просто ему это было, — сказала Ольга. — Четверть часа лишь нам отпущено, а боле — нельзя. Вновь кивнул Яков, отчего-то неловкость чувствуя и собеседницу свою подбадривая. Вздохнула Ольга, махнула головой так, что кудряшки во все стороны разлетелись, будто решилась на что. — Вы ведь, кажется, руки моей просить хотели, — еле слышно прошептала она. — Коли так, то я... то я согласна! Не нашелся, что на то ответить, Яков. Да Ольга его и не слушала: — И ежели вы не передумали и готовы взять меня в жены, так батюшка обещал похлопотать о вас пред Государыней императрицей. Уверен он, что коли будет теперь объявлено о помолвке, так Государыня не откажет нам в милости своей, из крепости вас выпустит. «Ах вот оно в чем дело, — понял Яков, — предлагают ему подменить каторгу брачными узами...» — Согласны ли вы? — спросила Ольга, с надеждой и верой на Якова глядя. И хоть трудно ему было ответить, да сказал он: — Коли свободно было бы сердце мое, то не желал бы я лучшей жены, чем вы, за счастье почтя всю жизнь быть подле вас. Но как же быть, коли люблю я Дуняшу свою да ей одной лишь верен. Вспыхнула, прикрылась платком Ольга да, повернувшись, выбежала вон! Кинулся было вослед ей Карл, но остановился, к сыну оборотившись: — Дурень ты, хоть и сед, — да ведь повесят тебя! — Бог милостив — не повесят, — ответил ему Яков. — Хоть суровы параграфы артикулов, смертью грозя, да нет того, чтоб дуэлянтов казнили. — Пусть так, пусть мало драчунов смерти предавали, да многих — званий и почестей лишив, на каторгу ссылали али в солдаты забривали! Да разве лучше под лямкой солдатской ходить, чем с женой молодой нежиться? Сколь лет минуло, как Дуня твоя преставилась, а ты все по ней страдаешь — да ведь нельзя так, неправильно, надобно и о себе подумать! Красавица-девица к тебе, стыд презрев, сама в крепость заявилась, с тем чтоб от каторги спасти, а ты ей от ворот поворот?! Да коли князь о том позоре прознает, он на тебя пуще прежнего осерчает да вместо того, чтоб помогать — первый против тебя будет! Опамятуйся, Яков, — узы брачные получше оков кандальных! Ольга девица славная — да при том любит тебя, оттого женой будет доброй и верной. — Так что ж — обмануть мне ее? — вскричал Яков. — А хоть и обмани, коли обман тот во спасение! О себе не думаешь — о сыне своем Федоре подумай да обо мне старике! Ведь одни мы с ним останемся, коли тебя на каторгу сошлют, — а ну как помру я, что тогда? — Все так, но не могу я, — покачал головой Яков. — Не бывать счастью, коли с обмана его начать. Не люба мне Ольга! Да и как жениться мне, когда обещал я Дуняше, как пред гробом стоял, что не женюсь, покуда сыну нашему Федору осьмнадцать годков не исполнится, а ныне ему лишь четырнадцатый пошел. — Тьфу ты ну ты! — сплюнул на пол Карл. — Горд ты, да через то подобно ослу упрям! Ныне откажешься, а после жалеть станешь, да только поздно уж будет! — Пусть так, да только слова своего я не переменю! — твердо сказал Яков. — Коль моя судьба не задалась, так зачем через то чужую ломать? Ольга девица славная да добрая — найдет себе иного жениха да счастлива с ним будет! А мне уж ничем не помочь. Поздно!.. |