Онлайн книга «Месть Ориона»
Скоро Политос снова уснул. В шатер заглянул Лукка: – Мой господин, царь Одиссей хочет видеть тебя. Я вышел наружу и окунулся в свежесть наступающего утра. Приказав Лукке приставить кого-нибудь приглядывать за спавшим сказителем, я направился к кораблю Одиссея и полез по веревочной лестнице, спускавшейся с его борта. Палубу покрывали награбленные в Трое сокровища. Я отвернулся от ослепительных трофеев и взглянул в сторону разграбленного города. Сотни крошечных фигурок маячили на укреплениях, сбрасывая со стен почерневшие камни, сравнивая с землей стены, так долго противостоявшие ахейцам. Мне пришлось осторожно передвигаться вдоль борта, чтобы не споткнуться о груды добычи. Одиссей находился на корме корабля; обнажив широкую грудь, он грелся под ярким солнцем, а волосы еще отливали влагой после утреннего купания; на заросшем лице царя Итаки бродила довольная улыбка. Он посмотрел мне в глаза: – Победа полная… Спасибо тебе, Орион. – Указав на разрушителей, трудившихся вдали, он добавил: – Троя никогда не возродится. Я мрачно кивнул. – Приам, Гектор, Александр… Весь царствующий дом Илиона погиб. – Погибли все, кроме Энея Дарданца. Утверждают, что он побочный сын Приама. Тело его мы не нашли. – Труп мог сгореть во время пожара. – Возможно, – проговорил Одиссей. – Но едва ли жизнь Энея настолько значима. Если он жив, значит, прячется неподалеку. Найдем и его. Но даже если он ускользнет, все равно ему некуда возвращаться. На моих глазах один из массивных камней парапета Скейских ворот стронулся с места, покоряясь усилию множества мужчин, налегавших на рычаги и веревки. В густых клубах пыли он рухнул на землю. Звук донесся до меня через мгновение. – Аполлон и Посейдон не порадуются, узнав, что произошло со стенами, которые они воздвигали. Одиссей усмехнулся: – Иногда и богам, Орион, приходится склоняться перед волею людей, нравится им то или нет. – Ты не боишься их гнева? – Если бы боги не захотели, мы не смогли бы обрушить стены Трои. Я задумался. Поступки богов всегда сложнее объяснить, чем деяния простых смертных, к тому же у творцов долгая память. Аполлон гневается на меня, но в чем проявится его гнев? – Теперь твоя очередь выбрать себе сокровища. – Одиссей махнул в сторону огромной груды на корме корабля. – Забери пятую часть всего, выбирай, что понравится. Я поблагодарил его и, наверное, целый час провел, копаясь в вещах. Я брал одеяла, доспехи, одежду, оружие и драгоценности, которые можно обменять на еду и кров. – Пленники внизу, между кораблей, возьми одну пятую и от их числа. Я покачал головой: – Рабам я предпочту лошадей и ослов. Дети для меня бесполезны, а женщины только посеют раздоры между моими воинами. Одиссей внимательно посмотрел на меня: – Ты говоришь как человек, который не собирается ехать со мной в Итаку. – Господин мой, – сказал я. – Ты более чем щедр со мной. Но никто в этом лагере не шевельнулся, чтобы защитить прошлой ночью моего слугу. Агамемнон – не более чем животное, жестокое и злобное. Если я вернусь в твою землю, то скоро захочу начать войну против него. Одиссей пробормотал: – Глупо. – Конечно. Так что лучше, если наши пути разойдутся сейчас. Позволь мне забрать людей и слепого слугу и отправиться, куда я захочу. Обдумывая мои слова, царь Итаки медлил, поглаживая бороду. Наконец он согласился: – Очень хорошо, Орион. Иди своим путем. Да хранят тебя боги. – И тебя, благороднейший из ахейцев. Больше я не видел Одиссея. Вернувшись в свой шатер, я приказал Лукке послать людей за отобранной мною добычей и прихватить лошадей и ослов, способных нести нас вместе с поклажей в долгой дороге. В глазах его я прочитал вопрос, но Лукка не стал спрашивать, а молча выполнил мои поручения. Когда солнце начало опускаться за острова, мы собрались возле костра на последнюю дневную трапезу. Молодой вестник подбежал ко мне, задыхаясь: – Мой господи Орион, благородный гость желает перемолвиться с тобой несколькими словами. – Кто это? – спросил я. Юноша простер ко мне обе руки: – Не знаю. Мне приказали передать тебе, что персона царского рода посетит тебя перед закатом. Приготовься. Я поблагодарил его и предложил присоединиться к нашей трапезе. Казалось, его чрезвычайно обрадовала возможность просто посидеть возле моих воинов-хеттов. Восторженный взгляд его все время обращался к их железным мечам. «Благородный гость из царского рода». Кто-нибудь из людей Агамемнона? Мне оставалось только гадать, кто хочет видеть меня и зачем. И когда длинные тени заката утонули в пурпурных сумерках, шестеро ахейских вояк в полном вооружении подошли к нашему костру, окружая хрупкого невысокого воина. «Кто-нибудь очень важный или же пленник», – подумал я. Среди ахейской знати я не встречал подобных незнакомцу. Панцирь его закрывал длинный плащ, а нащечные пластины шлема прилегали к лицу, словно бы воин приготовился к бою. Я встал и слегка поклонился. Небольшая процессия проследовала к моему шатру и остановилась. Я подошел и откинул полог. – Тебя послал великий царь, – спросил я, – чтобы проверить, ослеп ли старик сказитель? Не отвечая, гость шагнул внутрь. Я вошел следом, в груди моей кипел гнев. Я не спал уже два дня; ненависть к Агамемнону не утихала, не давая не то что уснуть – просто захотеть спать. Гость взглянул на Политоса, распростертого на соломенном ложе; старик спал, грязная тряпка прикрывала глаза, а раны на месте ушей уже покрылись запекшейся кровью. Я услышал, как мой гость охнул, и тогда лишь заметил, как изящны и нежны его руки – слишком гладкие и слабые, чтобы держать меч или копье. Я взял гостя за плечи и, повернув к себе лицом, снял шлем. Золотые волосы рассыпались по плечам Елены. – Я пришла… посмотреть, – прошептала она. Глаза красавицы округлились от ужаса. Я подтолкнул ее к лежавшему сказителю. – Смотри, – сказал я мрачно. – Смотри внимательно. – Это сделал Агамемнон? – Собственноручно. Твой зять ослепил его из чистой ненависти. Опьяненный силой и могуществом, он отпраздновал свою победу над Троей, изувечив этого старика. – А что делал Менелай? – Стоял рядом и смотрел. Его люди удерживали меня копьями, пока его брат вершил свой благородный поступок. – Орион, я бы хотела, чтобы… Словом, когда я услышала о случившемся, то рассердилась. Нет, мне стало плохо… |