Книга Криминальный отдел, страница 5 – Андрей Ильин

Вам, конечно, хорошо известно, что пребывание плененных людей в руках преступных элементов крайне негативно сказывается как на физическом, так и на психическом здоровье жертв. И каждая лишняя минута затяжки операции может нанести непоправимый вред их психическому состоянию.

Кроме того, западная статистика свидетельствует, что каждый час плена шансы заложников на спасение уменьшаются на двенадцать с половиной процентов в сравнении с изначальными. И что в данном конкретном случае те шансы уже приближались к нулевой отметке.

— Какие жертвы? Что вы демагогию здесь разводите? Это учение было. У-че-ни-е!

— Но, как я понимаю, максимально приближенное к боевому?

— Ну, допустим, приближенное.

— А раз приближенное, значит, все названные цифры следует признать соразмерными действительности. Что, соответственно, уменьшает значимость победы в каждый последующий час на уже известные нам двенадцать с половиной процентов вплоть до признания успешно проведенной операции провальной. Тенденцию чего мы сломали своими вынужденно отступившими от первоначального приказа действиями…

Следователи оживились. Вечер переставал быть занудливым.

— Кроме того, хочу обратить ваше внимание на тот факт, что предпринятые нами оперативные мероприятия наконец внесли некоторое равновесие во взаимоотношения подразделений городского Управления внутренних дел. Я имею в виду дифференцированность требований, предъявляемых к спецподразделениям и отделениям милиции.

— Чего? — переспросил подполковник.

— Я говорю, что как серьезная, с потенциально возможной раздачей званий, материальных поощрений, выслуг и грамот, операция — так спецназовцам. А как рутинная, на которой никаких дивидендов не собрать, работа — так наша. Им все. А нам шиш на блюдечке.

— Это точно. Им и машины, и оклады. А нам одни нагоняи, — зашумели следователи.

— Почему учебный захват снова должна была осуществлять группа спецназа? А не, к примеру, сводный отряд работников нескольких отделов милиции? У нас ведь тоже есть группы быстрого реагирования. Которые обучены ничуть не хуже хваленых альфовцев. Что мы и попробовали доказать. Рискуя навлечь на себя гнев начальства.

Грибов потупил глаза.

— Но кто-то ведь должен начинать. Кто-то должен пострадать за справедливость. Пусть даже этими «кем-то» оказались мы. Мне кажется, пора сломать нездоровую тенденцию централизации и концентраций оперативных и материально-финансовых возможностей в одних отдельно взятых руках. И поставить вопрос ребром… И если бы нам позволили… и снабдили соответствующим специмуществом… то…

— Это точно. Кабы нам дали их оружие, спецтехнику и оклады… Мы бы ничуть не хуже… Вон ведь Григорьев с Грибовым смогли, справились… Чем мы хуже спецов… — вразнобой загалдели следователи.

— Тише! Тише! — застучал карандашом по графину подполковник. — Мы здесь собрались совсем не затем, чтобы обсуждать перераспределение материально-технических предпосылок. Мы собрались здесь разобрать персональное дело следователей Грибова и Григорьева…

— А что Грибов? Правильно говорит Грибов. Одним путевки в дома отдыха, премии и звания, а другим оклад и хрен на палочке…

— За что их разбирать-то? За то, что они спецназовцам нос утерли? Так давно пора. А то зазнались. На улице встретят — рожу в сторону воротят…

— Работают раз в год. И то по заранее согласованному с начальством сценарию. Устраивают показуху! А мы каждый день горбатимся, и никакой благодарности…

— Правильно мужики сделали. Их благодарить за это надо. Что делом показали…

Собрание явно повернулось не в ту сторону.

— А если бы это было боевое! Настоящее боевое! С настоящими заложниками? Если бы эта их авантюра не удалась? И заложники погибли? Что тогда? — заорал, перекрывая общий гвалт, подполковник. — Об этом вы подумали?

— Об этом подумали. Еще там, на объекте, — тихо сказал Грибов во враз наступившей тишине. — Если бы это была боевая операция, мы бы высовываться не стали. Мы же понимаем…

— Ни в жисть! Что мы, дурные, под чужие пули лезть, — подтвердил Григорьев.

— Но ведь мы знали, что это только учения. И что, строго говоря, учения для того и проводятся, чтобы выяснить сильные стороны врага и слабые собственные. Так сказать, ради выявления ошибок, которых можно будет избежать в случае возникновения аналогичной ситуации в реальных оперативных условиях. И которые мы своими действиями постарались указать…

— Так! Все! Данную тему закрываем. Этот последний ваш проступок выходит за рамки моей компетенции. Думаю, в нем и в его последствиях разберутся назначенные в комиссию ответственные лица. И сделают соответствующие выводы… А мы, то есть наш отдел, в свою очередь должны помочь комиссии раскрыть морально-производственный облик известных нам следователей Грибова и Григорьева. Которые и раньше неоднократно…

— Что неоднократно?

— То же, что и сейчас! Безобразничали неоднократно.

— Когда?

— Раньше. До того. Ну то есть до учений…

— А что до учений?

— Нет, вы расскажите сами, какие происшествия имели у вас место до учений.

— У нас? Никаких происшествий. Кроме очередных производственных успехов. К примеру, неделю назад мы получили столь необходимые отделу показания по делу гражданина Семенова.

— Вот-вот. И об этом расскажите.

— Об этом, то есть о наших производственных успехах, уже все знают. Следователи дружно закивали.

— Нет, вы расскажите присутствующим, каким образом вы эти показания получили.

Грибов недоуменно пожал плечами.

— Нормально получили. Путем душеспасительной беседы с подозреваемым в противоправных действиях гражданином Семеновым. В ходе которой он раскаялся и признал свой в корне неправильный образ жизни. Что мы и запротоколировали. И на чем с ним расстались. Под подписку о невыезде.

— А Семенов в своей жалобе прокурору трактует события несколько иначе, — злорадно сообщил подполковник, разворачивая бумагу. — Вот пожалуйста: «Следователи Грибов А.С. и Григорьев С.М. предупредили меня, т. е. Семенова С.И., что в моем, т. е. Семенова С.И., доме неизвестными лицами заложены две бомбы замедленного действия, которые должны взорваться предположительно между 17 и 18 часами местного времени. Мотивируя свои действия и отсутствие соответственно оформленного ордера на обыск угрозой для моей жизни, они осмотрели мою квартиру, вследствие чего нашли и изъяли полкилограмма не принадлежащего мне золота в слитках, неизвестно как попавший в дом полиэтиленовый пакет с валютой иностранного достоинства и бомбу замедленного действия с часовым механизмом…

Показав мне бомбу, они сказали, что, по их сведениям, в доме есть еще одна бомба и что для ее скорейшего обнаружения им необходимо произвести более тщательный осмотр помещения согласно моей добровольной, в письменном виде, просьбе. Которую я и написал.