Онлайн книга «Когда рассеется туман»
— Ты же хотела стать археологом, — напомнила Эммелин. — Как Гертруда Белл. — Я могла бы быть и археологом и политиком. На дворе двадцатый век. — Ханна нахмурилась. — Если бы только Па согласился дать мне достойное образование. — Ты же знаешь, что Па думает о женском образовании, — сказал Дэвид. — Прямая дорожка к тому, чтобы стать суфражисткой, — заученно отчеканила Эммелин. — Тем более, он говорит, что мисс Принс учит нас всему, что нужно знать. — Это только Па так считает. Надеется, что она сделает из нас тоскливых женушек для тоскливых мужей — чуть-чуть пианино, чуть-чуть французского и умение вежливо поддаваться, играя в бридж. Конечно, так с нами гораздо меньше хлопот! — Па говорит: никому не понравится женщина, которая слишком много думает, — сообщила Эммелин. Дэвид закатил глаза. — Как та канадка, что везла его домой с золотых приисков и всю дорогу болтала о политике. Она сослужила нам плохую службу. — А я и не желаю нравиться, — упрямо выпятив подбородок, сказала Ханна. — И не стану думать о себе хуже, если кто-то там меня не любит. — Тогда могу тебя обрадовать, — сообщил Дэвид. — Я совершенно точно знаю, что тебя не любят почти все наши друзья. Ханна попыталась было снова нахмуриться, но не смогла сдержать непрошеной улыбки. — Значит так: я не собираюсь сегодня делать ее дурацкое задание. Надоело читать наизусть «Леди Шалотт» [3] и слушать, как мисс Принс сморкается в платок. — Она оплакивает утерянную любовь, — вздохнула Эммелин. Ханна вытаращила глаза. — Это правда! — обиделась Эммелин. — Я слышала, как бабушка рассказывала леди Клем. Раньше, до того, как она стала работать у нас, мисс Принс была помолвлена. — Думаю, жених вовремя пришел в себя, — заметила Ханна. — Он женился на ее сестре, — объяснила Эммелин. Ханна осеклась, правда, ненадолго. — Надо было подать на него в суд за нарушение обязательств. — Леди Клем тоже так сказала — и даже хуже — а бабушка ответила, что мисс Принс не желала ему неприятностей. — Ну и дура, — подытожила Ханна. — Тогда так ей и надо. — Но ведь это так романтично, — хмыкнул Дэвид. — Несчастная безответно влюблена, а тебе жалко почитать ей грустные стихи. До чего же ты такая жестокая, Ханна! — Не жестокая, а реалистичная, — подняла подбородок Ханна. — А влюбленные вечно ничего не соображают и творят всякие глупости. Дэвид улыбнулся — многозначительная улыбка старшего брата, который уверен, что совсем скоро сестра заговорит по-другому. — Нет, серьезно, — упрямо продолжала Ханна. — Ты же знаешь, как я отношусь ко всей этой романтике. А мисс Принс стоило бы унять слезы и заинтересоваться чем-нибудь, да и нас заинтересовать. Строительством пирамид, к примеру, или исчезновением Атлантиды, походами викингов… Эммелин зевнула, а Дэвид поднял руки, показывая, что сдается. — Ну ладно, — хмуро сказала Ханна, глядя на листы в руке. — Мы только зря теряем время. Начнем с того места, где Мариам поражает проказа. — Мы это уже сто раз репетировали, — запротестовала Эммелин. — Давайте поиграем во что-нибудь! — А во что? — Не знаю, — растерянно пожала плечами Эммелин, переводя взгляд с Дэвида на Ханну. — Может, в Игру? * * * Нет, не «в Игру», а «в игру». Тогда еще она была для меня просто игрой. Эммелин могла иметь в виду шарики или прятки. Только некоторое время спустя их игра стала Игрой с большой буквы, дорогой к приключениям, фантазиям и тайнам. А тем хмурым, сырым утром, когда дождь уныло барабанил в окна детской, я почти не обратила внимания на слова Эммелин. Скрючившись за спинкой кресла и сметая разлетевшиеся по полу сухие лепестки, я пыталась представить себе, каково это — иметь братьев и сестер. Мне всегда хотелось кого-нибудь. Я даже раз спросила у мамы: не могла бы она завести мне сестренку, чтоб было с кем сплетничать и шептаться, фантазировать и мечтать. Мне жилось так одиноко, что я с удовольствием представляла себе даже наши ссоры. Мама как-то грустно рассмеялась и сказала, что ни к чему повторять одну ошибку дважды. Как это — гадала я — ощущать себя чьей-то, глядеть на мир, зная, что ты — часть племени, чувствуя за спиной союзников? Погрузившись в свои мысли, я рассеяно водила щеткой по спинке кресла, как вдруг она за что-то зацепилась, на пол свалилось одеяло, и я услышала хриплый вскрик: — Что случилось? Ханна! Дэвид! Старушка, древняя, как само время, дремала в кресле, завернувшись в плед так, что до сих пор ее не было ни видно, ни слышно. Должно быть, няня Браун, сообразила я. О ней говорили тихо и благоговейно, как наверху, так и под лестницей, она вырастила самого лорда Эшбери и считалась такой же принадлежностью семьи, как и дом. С щеткой в руке я застыла за спинкой кресла под взглядами трех пар голубых глаз. — Что стряслось, Ханна? — снова спросила старушка. — Ничего, няня Браун, — обретя дар речи, ответила Ханна. — Мы репетировали. Будем потише. — Смотрите, чтобы Реверли не слишком распрыгался здесь, взаперти, — велела няня. — Нет-нет, он ведет себя замечательно, — сказала Ханна, очень отзывчивая, несмотря на вспыльчивость. Она шагнула к няне и снова укрыла одеялом ее высохшее тело. — Отдыхай, милая, у нас все хорошо. — Ну если только совсем чуть-чуть, — сонно согласилась няня. Ее глаза закрылись, и через минуту она уже мирно похрапывала. Я затаила дыхание, ожидая, когда кто-нибудь из детей заговорит. Они всё смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Я уже представила, как меня волокут к Нэнси или даже к самому мистеру Гамильтону, а те требуют объяснить, как это я осмелилась вытереть пыль с няни, и недовольное лицо мамы, когда меня вернут домой, даже не дав рекомендаций… Но никто не ругал меня, не бранил, даже не хмурился. Случилось то, чего я совершенно не ожидала. Будто по команде они расхохотались: свободно, безудержно, рушась друг на друга и сплетаясь в клубок. Я молча стояла, ожидая сама не знаю чего, смех напугал меня гораздо больше, чем молчание. Губы предательски задрожали. Наконец, старшая девочка вытерла глаза и смогла выговорить: — Я — Ханна. Мы с тобой раньше не встречались? Я торопливо сделала книксен и выдохнула: — Нет, миледи. Меня зовут Грейс. — Никакая она не миледи, — рассмеялась Эммелин. — Она просто мисс. Я снова присела, стараясь не поднимать глаз. |