
Онлайн книга «Бикфордов мир»
Лебедка подняла над палубой орудийную башню и, развернув стрелу, опустила башню на пристань. На башню тут же вскочил какой-то иностранец, а остальные защелкали фотоаппаратами. Потом его сменил другой корреспондент, потом туда вскарабкались две женщины. Троица отечественных руководителей с неодобрением во взгляде наблюдала за мельтешащими иностранцами. – Хуже детей! – сказал Первый из Трех. Двое других кивнули. – Впрочем, – продолжал Первый из Трех, – можно сделать еще лучше… Двое других придвинулись поближе. – Заложить пару мин ниже ватерлинии и подорвать кораблик! – Эффект отличный! – сказал Второй. – Такая фотография обойдет все журналы мира! – Да, это настоящая пропаганда! – согласился Третий. – Выполняйте! – уверенно приказал Первый. Тем временем бригада старательно срезала автогеном очередную пушку. Иностранцы успокоились и уже немного безразлично поглядывали на корабль. На палубу поднялись несколько человек в штатском, с портфелями, и зашли в овальную дверь главной башни. Оркестр заиграл «Прощание славянки». Один из двух милиционеров, охранявших музыкантов, вытащил из полевой сумки булку, разломал ее и половину протянул товарищу, после чего они зашли за эстраду и пропали из виду. Несколько крупных чаек опустились на пристань и важно прохаживались по самому ее краю. Иностранец в клетчатом костюме сменил объектив на своем фотоаппарате и, присев на корточки, прицелился в ближайшую птицу. Харитонову показалось, что стало темнее, он глянул вверх – там все так же сияло солнце на совершенно безоблачном небе. Почувствовав вдруг усталость в ногах, странник сел прямо на булыжник и снял с плеч вещмешок. Люди в штатском покинули крейсер и спустились на пристань. Один из них подошел к Трем шептавшимся и четко по-военному что-то доложил, на что трое кивнули. После этого люди в штатском ушли за угол ближнего дома. Прозвучала краткая команда. Рабочие на крейсере засуетились, быстро собрали инструменты и сошли по трапу вниз. Из-за эстрады выбежали двое милиционеров. Один из Трех поманил их пальцем и, когда они подошли, что-то сказал, сердито взмахивая рукой. Второй, отличавшийся от Двух Других лишь большой бородавкой на подбородке, шевелил губами, словно говорил сам с собой, и смотрел на крейсер. И вдруг один за другим ударили два взрыва; над кораблем поднялись два дымных облака. Руководитель с бородавкой повернул голову к музыкантам и кивнул. «Хотят ли русские войны?!» – выкрикнул дирижер. Оркестр заиграл вышеназванную песню. Крейсер дал крен. Его палуба, возвышавшаяся метров на пять над пристанью, стала опускаться. Казалось, это не корабль идет ко дну, а кто-то вытащил пробку, и море, как вода в ванной, уходит куда-то по невидимым трубам. Помутневшим взглядом странник смотрел на гибнущий корабль. Не отводя от него взгляда, поднял с земли вещмешок, сделал несколько шагов к пристани и вдруг услышал женский крик. Обернулся и заметил, как шарахнулась в сторону женщина из толпы иностранных корреспондентов, испугавшись выскочившей из-под ног крысы. А крыса уже бежала мимо срезанной орудийной башни к тонущему крейсеру, бежала быстро, словно разгоняясь для прыжка. Палуба крейсера почти сравнялась с пристанью. У Харитонова от волнения перехватило горло. – Стой, дура! – заорал он крысе. – Куда ты? Утонешь!!! Но зверек, разогнавшись, прыгнул на железную палубу и исчез среди построек. И только тихая дробь его бега прозвучала во внезапно наступившей тишине. Потом забурлила вода, поглотившая палубу. На лицах корреспондентов, наблюдавших за односторонним разоружением, появилась растерянность. Корабельные надстройки и мачты с антеннами скрылись под водой. Но тишина длилась. Люди неподвижно стояли на пристани, и даже запоздалый щелчок фотоаппарата не спугнул тишину. Харитонов закрыл глаза и до боли в скулах сцепил зубы. – Крысы бегут с тонущего корабля, – проговаривал он мысленно. – Крысы бегут с корабля… с одного тонущего корабля на другой. Правая его рука потянулась к шнуру. Спички были уже в левой руке. Он открыл глаза и зажег спичку. Медленно поднес ее к шнуру. Шнур заискрился… Резкий удар свалил его. Перед его лицом чьи-то сапоги затаптывали искрящий конец бикфордова шнура. Харитонов лежал и смотрел, как сопротивляется огонь толстым резиновым подошвам. Но тут сапог ударил его в лицо, и красные круги поплыли перед глазами. Корреспонденты ожили и снова защелкали камерами, наблюдая, как люди в штатском, потоптав ногами странного бородатого человека в старой военной форме, взяли его под руки и вбросили в легковую машину. Очнулся Харитонов в комнате с цементным полом и узкими нарами, прикрученными к холодной стене. Дотронулся до лица и одернул руку – резкая боль чуть не отобрала у него сознание. Он перевернулся на спину, опустил руку, попытался вытащить из-под нар вещмешок, но не нашел его там. Приподнял голову и осмотрел камеру. Остановил взгляд на железной двери с квадратным зарешеченным окошком. За дверью зазвенели ключи. Вошли двое – надзиратель в военной форме и пожилой врач в халате, маловатом и с дырками, сквозь которые был виден салатовый свитер. Врач наклонился к лицу Харитонова, раздвинул своими толстыми пальцами разбитые губы. – Двойной перелом скулы, – сказал он, вздохнув и выпрямившись. – Боюсь, что говорить ему будет трудно. Надзиратель пожал плечами. – Надо его взять в тюремную больницу, – предположительным тоном произнес врач. – Вставай! – мягко приказал надзиратель. В тюремной больнице кормили жидкой манной кашей. Давали чай, прозрачный, как вода. Ничего не говорили. Через три дня Харитонов вернулся в камеру. И увидел, что на нарах напротив лежит толстый мужичок. Лежит и курит, задумчиво глядя в потолок. – А, сосед! – он повернул голову к Харитонову и улыбнулся, показав два золотых зуба. – С возвращеньицем! Харитонов кивнул и сел на свои нары. – Что такой невеселый? – Мужичок приподнялся на локтях, с любопытством разглядывая соседа. – Чего веселиться? – мрачно, с трудом шевеля языком, спросил Харитонов. – Как чего?! – удивился сосед. – Скоро праздники! Печенье к чаю дадут! Харитонов хмыкнул и улегся. – Слыхал я, что ты тоже шпион? Коллеги? – не унимался сосед. Харитонов отвернулся к стене. Сосед еще несколько раз попытался завязать разговор, но Харитонов молчал. За железной дверью зазвенели ключи. Вошел надзиратель. – Эй ты, с поломанным лицом, подымайсь! – приказал он. |