Онлайн книга «Теория описавшегося мальчика»
|
— Тебе плохо разве? — Потрясающе. И все же? Она потянулась всем телом, да так изящно и соблазнительно, что Яков Михайлович вновь потерял способность управлять мыслительным процессом. Она облизала его ухо и прошептала: — Всему свое время!.. В этот момент он уже жил в ней, переместив мысль в совсем другой орган. На этот раз все происходило нежно, как у юных влюбленных, и Яков Михайлович то и дело взывал к потолку: — Господи!.. — просил чего-то. И к родительнице: — Мама-а-а! И она простонала что-то короткое, на незнакомом языке, наверное на цыганском… Им в номер принесли гостиничную еду — вареную курицу с пюре и салат «оливье» по-ковровски — со шкварками. Они разодрали курицу на две части, забрызгав лица жиром, и быстро, жадно и молча ели. Потом валялись в кровати. Яков Михайлович даже вздремнул и похрапел малость. А вышедший из моды плафон спальни храп отражал. После в местных телевизионных новостях сообщили, что на следующий день состоится третий, заключительный концерт человека-ксилофона Ивана Диогеновича Ласкина. — Ненавижу!!! — зашипел Яков Михайлович, глядя на портрет своего врага, схватившись за простыни так, что костяшки пальцев побелели. — Сволочь!!! Настя лишь улыбалась. Дальше дикторша поведала, что город наполнился туристами, а из столицы прибывают очень почетные гости и, по слухам, даже ждут Президента страны. — Якову Михайловичу привет! — неожиданно для себя произнесла дикторша, и было видно, как она смутилась. — Ах, мерзавец! — продолжал неистовствовать психиатр. — Убью-у-у-у!.. Еще издевается! Настя гладила его по небритым щекам и успокаивала. — Убьешь! — поддерживала. — А я, по-твоему, зачем здесь? — Зачем? — Помогать тебе. — Ты что, киллер? — хмыкнул. — ??? — Ты убийца? — Нет, что ты!.. Я Настя. Полякова. — Да знаю я уже!.. Ишь ты, антиматерия он!!! — А ты где пластинку взял? — спросила девушка невзначай. — A-а, случай! Просто получилось! — Купил? — Нет, такие не продаются. — Где же? — В депозитарии… — ??? — Да ты же не знаешь, что это. — Яков Михайлович уселся в кровати, прислонившись к спинке, которая заскрипела и прогнулась к самой стене. — Есть в банках специальные хранилища с ячейками, шкафчиками такими с ключиками. В них ты можешь хранить ценности, документы разные, украшения… Ну, когда уезжаешь, надежнее оставлять банку на хранение. — Поняла. — Настя запустила пальцы в шевелюру немолодого любовника. — Ну вот… Как-то раз я пришел в банк, спустился в депозитарий, мне что-то взять нужно было, открыл свою ячейку, сделал то, что надо, и, уже уходя, гляжу — а одна из ячеек слегка приоткрыта… — Чужая? — Так точно. — И ты не выдержал? — Кто же выдержит?.. Я хотел было заглянуть лишь для того, чтобы посмотреть, что люди хранят, чего прячут. — И? — А там только эта пластинка и лежала, даже без конверта, черная такая, матовая… А я же меломан, коллекционер старых пластинок. У меня много дореволюционных! Внутри, в душе, все затрепетало. Думал, сердечный приступ!.. — И ты взял. — А что же, оставлять?! Ты думаешь, ячейка просто так была не заперта? — Настя слушала. — Ничего в этом мире не происходит просто так. Все в мире материально, а потому имеет логическое объяснение. Просто часто мы не можем его найти! Но никаких импровизаций!!! — Психиатр вспомнил недавний рассказ Анастасии Ольговны Переменчивой о том, как Иван нашел антиматерию. — ПРОСТО! — И в сексе? — Она тоже села, прижавшись к спинке кровати. Одеяло уже не закрывало ее груди, Яков Михайлович хрюкнул, ухватился пальцами за соблазн, но, послушав себя, понял, что время пока не подошло, потому отпустил девичью грудь на волю и ответил: — Ну, если только в сексе!.. И то это вариации на тему совокуплений! В дверь постучали. — Мы ждем кого-то? — спросила Настя. — Все дома! — заорал Яков Михайлович. — Пошли вон!!! Тем не менее дверь открылась, они услышали в прихожей какую-то возню, а затем уверенные шаги. Человек приближался к спальне. Он появился на пороге — бледный, казалось, измученный. — Викентий, — выдохнул Яков Михайлович облегченно. — Тебе чего здесь надо? — Ты забыл, отец, что я живу в этом номере тоже! Не с трупами же мне оставаться. Тем более там полиция побывала… — Мой сын Викентий, — представил психиатр молодого человека Насте. — А это Настя Полякова, первая исполнительница песни «Валенки»! — Какой славный у тебя сын, — улыбнулась девушка, ловя его напряженный взгляд на своей груди. — На птицу похож! — Он и есть птица! Никчемный дятел! Днем — как все люди, а ночью летает черт знает где! Вороний сын! Викентий несколько раз моргнул, будто слезы прогонял, а затем тоненько, в самом высоком частотном диапазоне едва слышно завыл. Якова Михайловича всего перекорежило. В желудке взбурлило, а в мозгу словно свинец расплавился. Психиатр скрежеща зубами замахал на сына руками, взмолился глазами одними о пощаде. Викентий закрыл рот, сжал губы и смотрел в ответ на отца глазами, полными ненависти. — Какой у вас талант! — поразилась девушка. Яков Михайлович приходил в себя, лежал на подушках весь потный и ослабший. — И что полиция? — едва слышно поинтересовался он. — Забрала трупы. — А Загладина? — И ее. — У нас есть «оливье»! — предложила Настя. — Вы голодны? Викентий быстро сел к столу, в один присест доел салат и обглодал косточки, оставшиеся от курицы. Затем утер рот салфеткой и опять уставился на голую грудь цыганки. — Вы не против? — спросил. — Что именно? — Я о сексе! Она поднялась с кровати, ослепляя пространство ковровской гостиницы великолепной наготой. — Я совсем не против! — прошептала. Поманила молодого человека пальчиками и пошла в другую спальню, переступая стройными ногами медленно, дабы дать возможность полюбоваться Викентию своей спиной. Яков Михайлович лежал под одеялом, и теперь под крики молодежи ему было холодно как никогда. Трясся, как мокрая собака на морозе. Он опять пытался думать на многие темы. Стоит ли ему ревновать к сыну? Лучший ли Викентий любовник, чем он сам, и что будет завтра на представлении этого самозванца. Где-то на самом глубоком уровне Яков Михайлович чувствовал, что завтра — главный день его жизни. |