
Онлайн книга «Слон Килиманджаро»
— Ты — единственный масаи, которого я вижу. — Одного достаточно. — Не нравится мне наглость масаи. Я думаю, им просто необходимо пожить в рабстве. Прежде чем кто-то двинулся с места, Раканья пробил копьем грудь одного вандеробо, поднял другое копье, деревянное, которое изготовил вечером. — У тебя тоже одна жизнь, — заметил он. — Ты прав. — Шунди вытащил из-за пояса револьвер, взвел курок, прицелился в Раканью. Тот без страха смотрел на револьвер. — Если ты меня убьешь, то не сможешь найти бивни слона, — Ага! — Шунди улыбнулся. — Вот это уже деловой разговор! — Нам не о чем говорить, пока ты не выбросишь револьвер. Шунди сунул револьвер за пояс. — Ты должен его выбросить, — повторил Раканья — Иначе ты убьешь меня после того, как я отдам тебе бивни. — Даю тебе слово, что не убью. — Много ли стоит слово работорговца? — усмехнулся Раканья. Шунди достал револьвер, печально посмотрел на него, вздохнул и швырнул в пропасть. — Пошли. — Раканья двинулся вверх по склону. — Я покажу тебе, где бивни. Они взбирались на гору минут пятнадцать. Потом Раканья подошел к кустам, под которыми спрятал бивни, вытащил их на открытое место. — Клянусь Аллахом! — воскликнул работорговец. — Никогда не видел таких бивней. — Он опустился на корточки, внимательно осмотрел их. — Ты напортачил, масаи. Отрубил не меньше пяти фунтов от основания бивней. — Они все равно самые большие бивни на свете. — Это точно. — Сколько серебряных монет белого человека ты мне заплатишь? — Я дам тебе сорок серебряных шиллингов, — ответил Шунди. — За каждый. — Это большие деньги, — покачал головой работорговец. — Бивни того стоят. — Слишком дорого. — Тогда они останутся здесь, пока не сгниют. Тебя на Килиманджаро больше не пустят. Шунди еще раз оглядел бивни, пожал плечами: — Хорошо. Восемьдесят шиллингов. — Отсчитай их и положи на землю. Я их подберу Шунди кивнул, достал туго набитый кошель, начал отсчитывать шиллинги. — Я хочу и это. — Раканья указал на большую золотую монету. — Это доллар Марии-Терезы. Он стоит много шиллингов. — Отдай его мне. — Хорошо. — Шунди положил доллар на землю. — Он твой, если ты отведешь нас вниз, чтобы мы не заблудились. Раканья собрал монеты, ссыпал их в бурдюк для воды. Подождал, пока каждый из вандеробо взвалил на плечо по бивню, начал спускаться к прогалине, на которой убили слона. Прогремел выстрел, Раканья упал лицом вниз; умерев еще до того, как коснулся земли. — Наглый сукин сын, — усмехнулся Шунди с дымящимся револьвером в руке. — Неужели ты мог подумать, что у великого Шунди только один револьвер и он выбросит его только потому, что этого хочет жалкий варвар? Он подошел к трупу Раканьи, забрал деньги, повернулся к следопытам. — Следуйте за мной! — приказал он. — И упаси вас Аллах повредить бивни. Боль ушла. Исчезли все чувства, даже голод и жажда больше не мучили меня, однако покой я не обрел, что-то меня тревожило, и я закричал. Я кричал все громче и громче, пока крик мой не проник в сон самого Сендейо. Ярко горел костер, освещая обмазанные глиной хижины деревни. Старейшины сидели у огня, за ними широким кругом расположились пятьсот elmorani, гордых воинов-масаи, с разрисованными лицами, с копьями, на наконечниках которых вспыхивали отблески пламени. Внезапно из темноты появилась высокая фигура Сендейо, брата верховного вождя всех масаи. Он подошел к самому костру. — Мне приснился сон, дети мои, — заговорил Сендейо. Свет и тень играли на его черном лице. Он оглядел сидящих, дожидаясь, пока ему ответит самый уважаемый старейшина. — Расскажи нам твой сон, Сендейо. — Много ночей я спал плохо. Сегодня стало ясно почему. Он выдержал паузу, дожидаясь полной тишины. — В этом сне я увидел вождя всех слонов, лежащего мертвым на склоне великой Килиманджаро. Он вновь замолчал, теперь старейшины и воины жадно ловили каждое его слово. — Слона убил не масаи, — продолжал Сендейо, — ибо масаи не убивают животных ради мяса или слоновой кости. Мы убиваем только львов, чтобы доказать, что стали мужчинами. — Кто убил слона, о Сендейо? — Слона убил сбежавший раб. — Какое отношение имеет твой сон к масаи, о Сендейо? — последовал вопрос старейшины. — В моем сне воин-масаи по имени Раканья подошел к слону, — вновь пауза, — отрубил его бивни и продал их. — Я знаю Раканью, — подал голос другой старейшина. — Он пропал шесть дней тому назад. — Вы найдете его тело на склоне Килиманджаро, — с абсолютной уверенностью заявил Сендейо, и стон ужаса пролетел над воинами и старейшинами, не ужаса смерти, ибо масаи смерти не боялись, но ужаса перед могуществом человека, который мог видеть недоступное остальным. — Я приказываю вам не искать тело, — продолжил Сендейо. — Он нарушил закон и обесчестил свой народ. Он надругался над вождем всех животных, он начал торговать с белыми. — Сендейо помолчал. — Он обесчестил всех масаи. Все со страхом смотрели на Сендейо, ожидая продолжения. — С этого дня все, что принадлежит масаи, обратится в пыль. Это произойдет не в один миг, масаи сильны и многочисленны, но это произойдет. Упадет плодородие наших земель, кикуйю, луо и вакамба превзойдут нас числом, белый человек погубит наших воинов, и сам язык масаи исчезнет, уступив место суахили и языку белого человека. Наша численность будет уменьшаться, оружие отнимут у нас, наши люди забудут, кто такие масаи. И с этого дня души всех масаи будут бродить между этой и следующей жизнью. Страх и ужас охватили сидевших вокруг. — Скажи нам, что мы должны сделать, о Сендейо! — вскричали старейшины. — Скажи нам, как снять это таку, самое ужасное из заклятий? — Есть способ. — Мгновенно установилась мертвая тишина. — Вы должны найти бивни и принести их на Килиманджаро, на то самое место, где умер слон. Там вы соорудите алтарь и окропите его невинной кровью, кровью необрезанного мальчика-масаи. Только так можно вернуть честь масаи. Только тогда души собравшихся здесь и еще не рожденных освободятся от этого таку. Только так души всех масаи найдут упокоение. Сендейо обвел взглядом старейшин и воинов. — Я сказал. Теперь дело за вами. Он повернулся и возвратился в свою хижину, и более его сны не тревожил образ Слона Килиманджаро. Сендейо никогда больше не упомянул о нем до самой смерти, нашедшей его семь лет спустя. |