Онлайн книга «Великая Мечта»
– Красавчик ты, – хмыкнул мой тюремный друг. – В смысле? – Тачка. Прикид. Поднялся, да? Мне стало смешно и горько. – Нечего мерзнуть, – сказал я. – Садись в машину. – А что у тебя с лицом? – Спортивная травма. Слава хрипло кашлянул, отошел в сторонку и сплюнул, обильно и жидко – так аквалангист плюет на стекла своей маски перед погружением в океан. Когда вновь подошел, его глаза слезились. Прежде чем утвердиться на сиденье, тщательно обстучал снег с ботинок. Скрипуче, с натугой заговорил: – Есть много интересных тем, братуха... Вот, на днях, надыбал пару сладких коммерсантов. Неприкрученных. Лохи – конченые. Ничего не боятся. Собираюсь прикрутить. Чисто нужно найти грамотный подход. Надеюсь, ты мне что-то присоветуешь. Нагружу фуцанов по полной программе – и буду в шоколаде. Ты же знаешь – мне много не надо... Нормальная хата, тачка, пару штук в месяц на жизнь... Вдруг меня крепко прорубило на общегуманитарные эмоции. Жалость, как и зависть, на мой, сугубо субъективный, взгляд, относится к числу основных, базовых колебаний человеческой психики – хочешь или не хочешь, а подвержен; испытывая теперь самую банальную, резкую жалость к своему тюремному другу – в общем, доброму человеку, – я поежился и замаскировал замешательство раскуриванием сигареты. Да, он был добрый, именно добрый – несмотря на одиннадцать лет, отсиженных тремя сроками. – Кто такой? – осведомился Юра. – Мой братан. Я с ним сидел. – Сидел? Это святое дело. Чего хочет? – Денег. – Ну и дай ему денег. Рублей двести. Новыми. – Двести ему мало. Он рассчитывает на большее. Он думает, что я устрою всю его жизнь. – Скажи ему, чтоб так не думал. – Он сильно расстроится. А я не хочу расстраивать братана. – Зато ты будешь с ним честен. – Попробую... – Пробуй, – разрешил друг. – Только быстро. У тебя куча дел. – Как давно ты на воле, Слава? – Почти три недели. Это «почти» мгновенно опрокинуло меня в юмор. Не просто «три недели», а «почти три недели», – чувак считает каждый свободный день, так же, как считал там, за решеткой, каждый отсиженный день, – с ума сойти, неужели и сам я когда-то был таким же?.. Рядом с мной сидел реликт похлеще Юры Кладова. Динозавр, мамонт, доисторический монстр. Тот – погиб, а этот – сгнил и отстал от жизни. Но ухитрился выжить и вернуться. По моим подсчетам, на реабилитацию и врастание в послетюремную реальность ему требовался минимум год. – Послушай меня, брат. Сейчас – ничего не делай. Совсем ничего, вообще. Сиди дома. Плавай в ванне и жри коньяк. Привыкай. Адаптируйся. Появись у меня через месяц. Лучше – через два... Слава горько улыбнулся. – Братан, у меня денег нет. Совсем. Нисколько. – Деньги я тебе дам. Насчет денег не волнуйся. Но – ради Бога, не делай ничего. Времена изменились. На дворе другая эпоха... Услышав слово «эпоха», Юра выразил лицом крайнюю степень отвращения, но я сделал вид, что не заметил, и продолжал: – Не ходи по коммерсантам. Не вымогай у них ничего. Иначе очень быстро окажешься там, откуда вылез три недели назад... После тюрьмы я стал очень осторожный. И ты таким же будь. А сейчас мне пора ехать... – Спешишь, да? – Не то чтобы спешу, но работа не ждет. Cлава помолчал. Сложил в замок красные с мороза руки и подышал в них. – Я знаю, что ты подумал, братан, – сказа он. – Шел себе, спешил по своим делам, и вдруг хуяк – и вылезает навстречу какой-то крендель... Гость из прошлого... Считай – мертвец... Чего-то от тебя хочет... Темный, дикий, ни во что не врубается... – Я так не думал, – соврал я. – Помолчи! – вдруг грубо сказал Юра. – И послушай. – Это все правильно, – продолжал Слава, не глядя на меня, трудно выдавливая фразы, – только не стану я, как ты мне присоветовал, дома сидеть и в ванне плавать. У меня, во-первых, дома нет. У мамани пока живу, а там и без меня трое в двух комнатах... А во-вторых, не хочу я дома сидеть. Двигаться хочу. Что-то делать. Насиделся я уже. Шевелиться мне надо, братан. Ходить, бегать, летать, ползать – мне без разницы. Главное – двигаться. Иначе – навсегда отстану... – Понял теперь? – тихо спросил Юра. – Нет. – Ну и дурак. Люди из прошлого – тоже люди. Такие же, как и ты. – Ты себя имеешь в виду? Или его? – Обоих. – Но ты – мертвый. В отличие от него. – Мертвый, живой – какая разница? – Все. Хватит. Многовато для меня на сегодня гостей из прошлого. – Что поделать. Мертвых вообще больше, чем живых. – Слава, – сказал я, – вот номер моего телефона... Позвони вечером. Завтра – приезжай. Заберешь у меня денег. Много не обещаю, но пока я жив – ты с голоду не умрешь. – Не по душе мне, братан, сидеть у тебя в нахлебниках. – Зато мне так проще. Часов в семь вечера буду ждать твоего звонка. А завтра – словимся. Посидим, вместе подумаем, как быть... Слава шмыгнул носом. – Учти – я за тебя любого порву. На части порежу. Только скажи. Кто бы ни был – поломаю. Любой рамс раскачаю. Если ты там кому должен, или что-то в таком роде – разведу на пальцах, легко. Я – Слава Кпсс. Меня вся Москва знает. – Нам пора, – веско напомнил Юра. – Куда? – В магазин. Оружейный. Купим нормальный ствол. Лучше – пистолет. – Ты ж хотел обрез пилить. – Дурак. Это было сказано метафорически. – Пошел ты со своими метафорами! Пока мы препирались, Слава благодарно сжал мое плечо несильными пальцами зэка, в некотором замешательстве поискал ручку на двери, наконец нашел и побрел прочь. Завтра надо будет встретиться, пообещал себе я. Денег дать. А главное – доходчиво объяснить камраду, что времена палеолита русского капитализма уже закончились, толком так и не начавшись. Что легких денег больше никогда не будет, что образ беспечного русского бандита, мордатого широкогрудого хлопчика, кандидата в мастера спорта по вольной борьбе, с кинжалом во внутреннем кармане кожаной куртки, ныне принадлежит истории. Что гранитные подбородки и хищные прищуры ныне не пользуются спросом. Что ныне каждый пятый взрослый мужчина носит те или иные погоны, а организованная преступность постепенно отдрейфовала туда, где ей самое место – на улицу. Слава, неглупый человек, должен был это понять. Обязан. – Ах, дурак я! – неожиданно сказал Юра. – Останови его! Этого, как его, Славу твоего! Останови! |