Книга Любимец Бога, страница 39 – Вадим Тарасенко

— Ты же в школе увлекался историей, побеждал на олимпиадах. Вот и поступал бы на исторический факультет университета.

— Отец, меня больше тянет небо. А история... Историю можно и самому по книгам изучать.

— Но почему военное училище? Чем плохо быть гражданским летчиком? Перевозить людей.

— Нет, отец. Сейчас пассажирский самолет ведет компьютер. Человек при этом лишь присутствует. А в боевом самолете, наоборот, компьютер только помогает летчику. Да и вообще, хочется участвовать в важных событиях.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты думаешь, Китай добровольно согласится, что Забайкалье — это наша и только наша территория? — пояснил сын.

— Ты хочешь воевать?

— Я хочу защищать Родину, отец. Я хочу много чего сделать в этой жизни. А где, как не на войне, быстро узнается, кто есть кто?

— Вот уж не думал, что ты такой у меня карьерист.

— Карьеризм и честолюбие — это не одно и то же.

— Поэтому у тебя и нет своей девушки?

Юноша задумчиво опустил голову. Легкий румянец окрасил его щеки.

— У меня была девушка. Мы расстались, — наконец ответил он.

— Можно узнать почему?

— Она посчитала меня слишком серьезным.

Отец усмехнулся:

— Я думаю, это не слишком большой недостаток. Это даже вообще не недостаток. Через десять лет эта девушка, наоборот, будет стремиться к серьезному мужчине.

— Уж столько я ее точно не собираюсь ждать.

Оба рассмеялись.

— Когда ты уезжаешь? — Голос отца вновь стая серьезным, даже чуть печальным.

— Сразу после выпускного вечера. Двадцать шестого.

— Что ж, сын. Мне остается пожелать тебе только удачи.

— Спасибо, папа.

Старинные часы пробили десять раз.

— Пап?

— Что?

— Почему ты не женился во второй раз?

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Знаешь, — медленно начал он, — я и сам толком не знаю почему. Несколько раз я готов был уже к этому. Но в последний момент что-то меня останавливало. Наверное, я подсознательно чувствовал, что лучше твоей матери у меня никого не будет. Так стоило ли размениваться?

— Я понял, отец.

— Что ты понял?

Юноша посмотрел на отца своими темно-карими глазами:

— Я понял, что в жизни не стоит размениваться на мелочи. Чтобы потом не жалеть об этом.

— Это будет очень трудно, сын.

— Потом будет труднее смириться с мыслью, что жизнь отдал суете.

— Трудно распознать, Борис, что суета, а что нет. Иногда, казалось бы, незначительные поступки приводят к самому важному, что ты сделал в жизни. А на сто процентов важные дела оказываются суетой, пустышкой.

— Мне повезет, отец. — Темные глаза сына уверенно и спокойно смотрели на отца.

— Дай бог. — Иван Антонович Ковзан почему-то мгновенно поверил сыну. — Борись, Борис!

Объединенная Русъ. Украина, г. Славутич, Киевской обл.

За десять лет до описываемых событий.

14 июня 2180 года. Четверг. 8.15 по местному времени.

— Значит, сынок, в Одесскую духовную семинарию?

— Да, мама. — Высокий парень, светловолосый, кудрявый, и его мать, хрупкая женщина с русыми волосами, собранными в строгий узел, сидели за столом в просторной комнате с огромным окном во всю стену. — Два года я честно отдал мирской власти, отслужив в армии. Теперь я буду служить только Богу.

— Я до сих пор не знаю, Сереженька, правильно ли я поступила, — промолвила мать.

— О чем ты, мама?

— Смерть твоего отца очень сильно ударила по мне. Когда Главный Компьютер не дал ему вторую жизнь, я возненавидела все, что связано с этой машиной, весь мир. И посчитала, что истинная справедливость возможна только у Бога.

— А сейчас ты так не считаешь?

— Считаю, — после небольшой паузы ответила мать, — но сейчас, мне кажется, люди так далеки от Бога, что я не уверена, нужен ли ты им будешь.

— Мама, главное, что я буду нужен Богу. А люди... — юноша на мгновение задумался, — а люди от Бога никуда не денутся, — вновь заговорил он уверенным тоном. — Бог создал этот мир, и, если понадобится, Он быстро напомнит об этом людям. Я уверен, мама, что скоро, очень скоро наступит время, когда люди упрутся в непреодолимую для них стену. И вынуждены будут, словно неразумные овцы, идущие за знающим путь пастухом, пойти за Господом. Ибо только Господь знает правильный путь.

— Но если Господь — это пастух для людей, то кем ты при Господе видишь себя?

Юноша встал из-за стола, подошел сзади к матери и положил ей на плечи свои руки:

— Когда пастух гонит стадо, кто ему помогает? Ему помогают собаки. Не дают разбрестись стаду и подгоняют отстающих. Если надо, то и кусают их за ноги, чтобы быстрее шли.

— Сынок, уже были такие люди. Иезуиты. Они себя так и называли — псы Господни.

— Если были, значит, они были нужны. У Господа ничего просто так не бывает.

— Но они сжигали людей на кострах!

— В Библии вообще говорится о Страшном Суде. Заметь, Страшном! И только сто сорок четыре тысячи избранных попадут в рай и спасутся. Остальные — в ад, где вечно будут гореть в геенне огненной! — Сын резко убрал свои руки с плеч матери и быстро вышел из комнаты.

Мать встала, вошла в свою спальню и опустилась на колени перед висевшей в углу иконой:

— Господи Всемилостивейший! Убереги моего сына от поступков неразумных и неправедных. Помоги ему пройти в жизни по пути, ведущему к Тебе. Ты же видишь, Господи, он искренне любит Тебя и искренне хочет служить Тебе!

Женщина еще долго тихо просила Бога за своего сына. Две пары глаз были обращены на нее. Суровый взгляд Господа с иконы на стене и веселый — мужа с фотографии, стоящей на столе. Словно две жизни — прошлая, наполненная любовью и радостью, и настоящая — сосредоточенная на сыне, в постоянной тревоге за него, с бесконечными ночными разговорами с мужем и Богом. Две пары глаз смотрели на нее, даже три — она сама, улыбающаяся и счастливая, смотрела на себя, покорную, стоящую на коленях. И никто из них ничего не мог подсказать ей или утешить. А еще маленький и беспомощный Сереженька мирно спал на руках матери.

В жизни матери завершался второй круг, что ожидало ее впереди? Женщина молилась...

Объединенная Русь. Украина. Киев.

Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Украины.

Почти за два года до описываемых событий.