Книга Наша светлость, страница 21 – Карина Демина

— Ну? — поинтересовалась я, давя в себе змею сочувствия. — Что на этот раз?

— Ничего, — неправдоподобно соврал Урфин, заворачиваясь в меховое одеяло. — Отдыхаю.

А зелень под глазами, стало быть, от переизбытка здорового сна.

Сержант хмыкнул, соглашаясь с моими выводами.

— Иза, а давай в другой раз поговорим?

Предложение мне не понравилось, и я выдвинула встречное:

— Признавайся сам. Не то хуже будет.

— В чем?

— Во всем.

— Во всем — будет долго, муторно и мрачно.

Ничего, Наша Светлость потерпят. Они в последнее время только и делают, что терпение тренируют. Но Урфин определенно не собирался сдаваться по-хорошему. Я оглянулась на Сержанта, на сей раз решившего с местностью не сливаться, но занять кресло у камина; перевела взгляд на дядюшку Магнуса, который наблюдал за мной с восторгом энтомолога-любителя, узревшего крайне редкий экземпляр уховертки; и снова на Урфина. План действий самозародился, верно, на тлеющих остатках других планов, более революционного характера.

Сдернуть одеяло совсем не получилось — Урфин вовремя успел среагировать, а хватка у Их Сиятельства оказалась бульдожья — но и увиденного было достаточно. Его грудь, плечи, живот — одна сплошная гематома. Сизо-лиловая, с красноватыми прожилками, с прорывающейся желтизной, которая обозначала условные границы перехода одного синяка в другой.

Слой мази — резкий запах ее был неприятен — лишь усугублял общее впечатление.

— Иза, ты замужняя женщина… — пробурчал Урфин, возвращая отобранное одеяло на прежние позиции. — Это неприлично.

Кто бы тут о приличиях думал.

И голова разбита. На затылке выделяется полоса стриженых волос и аккуратный шов.

— Садись, ласточка моя, — Магнус уступил стул. — И не вздумай волноваться. Это не опасно.

Ну да… сине-красно-лиловый окрас вообще естественен для Их Сиятельства.

— Кости целы.

Действительно, что может быть важнее целостности костей?

— Кто тебя так? — сесть я все-таки села.

— Не помню.

— Тошнит? Голова кружится? — не хватало еще сотрясения мозга для полного комплекта. Ну вот как можно так с собой обращаться? Он себя, как Кайя, неубиваемым вообразил?

Но тошнить Урфина не тошнило. Головокружения, звона в ушах, мошкары перед глазами тоже не наблюдалось. Или врал он убедительно.

— Да нормально все…

Я вижу.

— Гавин, подай-ка чаю, — велел Магнус, потирая руки. Вид у него был донельзя довольный, счастливый даже. Кажется, мысленно добрый дядюшка уже беседует с теми нехорошими людьми, на которых Урфин имел несчастье наткнуться.

— Просто чаю! — уточнила я.

Сержант снова хмыкнул и плечами пожал: мол, он как лучше хотел. Так ведь я и не в претензии, но в этом дурдоме хотелось бы сохранить относительную трезвость мировоззрения.

— Иза… — Урфин скрестил руки на груди, точно подозревал меня в повторном покушении на его одеяло. — Пожалуйста, не рассказывай Кайя.

Совсем не рассказать не выйдет. Пусть бы эту историю и удастся замять для широкой общественности, но Кайя увидит, что я что-то от него скрываю.

И Урфин понял.

— Хотя бы без подробностей. Я сам.

— Хорошо.

— Ты и вправду не переживай, ласточка моя, — Магнус забрал у Гавина поднос с чашками. — Случалось и похуже… завтра уже встанет.

Чтобы новое приключение на задницу примерить?

— …послезавтра, — уточнил Урфин.

Ему чай подали отдельно, травяной и, судя по тому, как Их Сиятельство скривились, крайне мерзкого вкуса. И правильно. Будет знать, как ночами не спать, по злачным местам шляться и фрейлин юных с пути истинного сбивать.

— Урфин, — я заговорила ласково-ласково, как только могла, и он дернулся, явно подозревая неладное. — Скажи, ты случайно не в курсе, куда это Тисса ходила ночью?

— В курсе. Сюда.

Чистосердечное признание облегчает душу и работу следователя.

— Я чего-то не знаю? — оживился Магнус, добавляя в чай сахар. Кусок за куском. И щипцы серебряные напрочь игнорируя. Действительно, пальцами удобней — я сама так делаю, когда никто не видит. — Нет, теперь знаю. И все складывается… чудеснейшим образом все складывается.

Мне бы его оптимизма.

— И что она тут делала? — Нашу Светлость сбить с цели не выйдет.

— Мне помогала.

Исчерпывающий ответ.

— Иза, если ты думаешь, что я вчера к ней приставал, то ты меня серьезно переоцениваешь. Мне нужна была помощь. Точнее я отключился. И Гавин привел девочку.

— Почему?

— Она леди, — тихо ответил Гавин. — Все леди умеют лечить.

Да? Тогда я — несчастливое исключение.

— На Севере, малыш, — Магнус размешал чай пальцем. — Там издревле повелось, что женщины лечат мужчин. Не так, как местные доктора, но умеют и шить, и кровь остановить, и жар сбить… всего понемногу. И нам повезло, что у этой птички мама — северянка.

А вот ей — так не очень.

— Вы не подумали о девушке, — голос Сержанта был равнодушен. Ну вот почему он продолжает притворяться железным? — О ее репутации.

Еще не понимает?

Для Урфина репутация — это нечто очень отвлеченное от реальности. И наверное, когда настолько плохо, как ему сейчас, чужие проблемы выглядят мелочью.

Подумаешь, слухи… он-то знает, сколько в них правды.

Ничего. Попробуем объяснить иначе. Главное, голос не повышать.

— Даже в моем мире за такую прогулку родители по головке не погладят. А теперь подумай и скажи, как поступит гувернантка, вроде леди Льялл, если девушка заявится под утро в… неподобающем виде. И наотрез откажется говорить, где была. Вот что она должна будет сделать?

Доходит. Медленно, но доходит. По глазам вижу. Из синих они становятся серыми, потом чернеют.

— Где Тисса?

О какой выразительный голос стал!

— У меня. Спит. И у меня же останется до возвращения Кайя. Это на случай, если тебе вновь понадобится помощь в неурочный час. Долэг я тоже заберу…

Кровать большая. Все поместимся. Наедине с леди Льялл я точно их не оставлю.

— Гм… — Магнус отставил чашку с нетронутым чаем. — Возможно, это лучший вариант. Для всех. Гавин, малыш, в следующий раз зови меня. Я не леди, конечно, но тоже кое-что умею.

Вот и замечательно. Совесть разбудили. В вопросы воспитания ясность внесли… ну почти. Сейчас довнесем и вернемся к иным, мирным делам.