Онлайн книга «Эйфельхайм: город-призрак»
* * * За завтраком на следующее утро Скребун откупорил фляжку, лежавшую в его мешке, и вылил оказавшийся внутри мутный бульон в овсяную кашу. Он вставил пробку на место, но сидел, застыв с фляжкой в руке какое-то время, прежде чем вернуть ее в мешок. Крэнк поднес ложку к губам, замер, затем вылил все обратно в миску и оттолкнул кушанье от себя. Дитрих и Иоахим обменялись недоуменными взглядами, и монах поднялся со скамьи проверить кашу в котелке на вкус. — Наполняет, но не насыщает? — спросил пастор в шутку, вспомнив о словах Грегора. Скребун ответил неподвижностью, в такие мгновения его племя, казалось, обращалось в камень. Дитриха всегда беспокоило это состояние, но внезапно он понял его смысл. Некоторые животные замирают подобным образом, реагируя на опасность. — Что не так? Скребун перемешал кашу: — Мне не следует говорить об этом. — Священник ждал, а Иоахим, нахмурившись, озадаченно взирал на них. Он зачерпнул каши в миску, и, хотя ему пришлось тянуться через Скребуна, крэнк не пошевелился. — Я слышал, как некоторые из вас, — сказал, наконец, крэнк, — говорили о голоде, который случился много лет назад. — Около тридцати лет назад, да, — уточнил Дитрих. — Я только что прошел рукоположение, а Иоахим еще даже не родился. На протяжении двух лет лили сильные дожди, и урожай пропал на полях от самого Парижа до болот Польши. Непродолжительный голод случался и прежде, но в те годы нигде в Европе не было хлеба. Скребун с усилием, медленно потер ладони друг о друга. — Мне говорили, люди тогда ели траву, — продолжил он. — Хотели набить желудок — но трава не насыщала их. Дитрих бросил есть и уставился на крэнка. — Что? — спросил Иоахим, опускаясь на скамью. Дитрих почувствовал направленный в его сторону взгляд существа, внешне остававшегося погруженным в свои мысли, и спросил: — На сколько еще хватит ваших собственных запасов? — Мы перебивались ими кое-как поначалу, но капля по капле однажды опустошит даже самое большое море. Некоторые питаются «надеждой», но их путь труден, возможно, слишком труден для некоторых из нас. Приятно, — добавил он, — что ваша «весна» наступила до того, как все закончится. Я буду скучать по виду ваших распускающихся цветков и оживающих деревьев. Дитрих посмотрел на своего гостя с ужасом и жалостью: — Ганс и Готфрид, может, все же починят… Скребун заскрежетал: — Та корова со льда не стронется. * * * Выпросив лошадь у Эверарда, священник поспешил в лагерь крэнков. Он нашел Ганса, Готфрида и четырех остальных в нижнем помещении странного корабля — те столпились вокруг изображения «контура» и яростно чирикали. — Правда ли, — спросил Дитрих, ворвавшись внутрь, — что ваш народ скоро умрет с голоду? Крэнки замерли, и Ганс с Готфридом, на которых была упряжь для переговоров, повернулись лицом к двери. — Кто-то сказал тебе, — произнес Ганс. — У кого-то «рот не на замке», — прокомментировал Готфрид. — Но это правда? — настаивал пастор. — Правда, — подтвердил Ганс— Есть определенные… вещества — кислоты, на языке ваших алхимиков, — которые необходимы для жизни. Может, восемьдесят из них встречаются в природе — а нам нужна двадцать одна для того, чтобы жить. Наши тела производят естественным образом девять, остальные мы должны получать из еды и питья. В вашей пище есть одиннадцать из двенадцати. Недостает единственной, и наш алхимик не нашел ее ни в одном из исследованных им продуктов. Без этой особой кислоты, речь идет о… я бы сказал «первенце», так как это первый строительный кирпичик тела, хотя, полагаю, он должен носить одно из ваших греческих названий. — Proteios, — выдохнул Дитрих. — Proteioi. [238] — Что ж. Меня всегда ставит в тупик, почему вы пользуетесь разными «языками», говоря о разных предметах. Греческий — для натурфилософии; латинский — для всего, касающегося вашего господина-с-небес. Дитрих схватил крэнка за руку. Грубые шипы, бежавшие по предплечью Ганса, прокололи ему ладонь, выступила кровь. — Это неважно! — закричал он. — Так что с этим протеином? — Без этой кислоты не могут образовываться протеины, а при его недостатке наши тела постепенно разрушаются. — Значит, мы должны найти ее! — Как, мой друг? Как? Арнольд днями и ночами искал ее. Если она ускользнула от его зоркого глаза, что сможем сделать мы? Наш врач искусен, но он практик, а не ученый-исследователь. — Так поэтому вы жевали розы у Прыжка Оленя? Поэтому ограбили монастырь Св. Блеза? Взмах руки. — Думаешь, эту кислоту можно определить на вкус? Да, некоторые из наших пробовали то и это. Но лучший источник протеина находится в конце нашего пути. Недостающая кислота содержится в нашей пище, ею мы перебивались, добавляя к той, что дали нам вы. — Ганс отвернулся. — Корабль уплывет, прежде чем голод станет нестерпимым. — Что в бульоне, который не стал есть Скребун? Ганс не повернулся, но его голос зашептал в ухе Дитриха, словно крэнк стоял рядом: — Есть еще один источник, содержащий тот самый протеин, его запас пока не иссяк. Дитрих довольно долго не мог понять, что он имеет в виду. Готфрид пояснил: — Сие есть тело мое, которое за вас предается. Твои слова вселили в нас надежду… — и тогда весь ужас положения странников обрушился на священника, чуть не раздавив своей тяжестью. — Вы не должны! Ганс снова повернулся к Дитриху: — Неужели должны умереть все, если некоторые смогут выжить? — Но… — Ты учил, что хорошо отдавать свое тело ради спасения остальных. У нас есть изречение: «Сильный пожирает слабого». Это условность, метафора, но в прошлом, когда наступал великий голод, так случалось на самом деле. Ты спас нас. Ведь не еда спасает, а предложение, жертва, ибо сильный соглашается пожертвовать собой ради спасения слабых. * * * Дитрих, потрясенный, вернулся в Оберхохвальд. Может, он ввел крэнков в заблуждение? Это было небезосновательно. «Домовой» не понимал значения слов и связывал знаки, основываясь на опыте и употреблении. Evidentia naturalis, подумал он. И все же Скребун явно был опечален этой мыслью. Настолько, что даже не попробовал бульона. Дитрих вновь содрогнулся при воспоминании. Из кого сделали жидкость? Из Арнольда? Из детей? А может, ускорили чью-нибудь смерть ради перегонки? Подобная мысль ужасала больше всего. Не пошли ли крэнки добровольно в котел, повинуясь инстинктам? |