Книга Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов, страница 34 – Джаспер Ффорде

Споры по поводу усовершенствования СуперСлова™ не утихали долго. Я улавливала обрывки разговоров, в которых оценка варьировалась по всей шкале от полного неприятия до горячего одобрения. Это не играло роли: беллетриция — единственное полицейское агентство, которое не имеет никакого веса в политике. Все решали высшие силы в Совете жанров. Прямо как в ТИПА. У стола с закусками я наткнулась на Вернхэма Дина.

— Ну, — спросил Дин, накладывая себе пирожных, — что думаете?

— Брэдшоу и Фальстаф немного выбиты из колеи.

— Осторожность — преимущество, которое порой недооценивают, — взвешенно заметил он. — А какого мнения Хэвишем?

— Точно не знаю.

— Верн! — окликнула Беатриче, подходя к нам вместе с леди Кэвендиш. — Итак, какой сюжет в «Винни Пухе»?

— «Триумф неудачника»? — предположил мой собеседник.

— Я же тебе говорила! — повернулась Беатриче к Кэвендиш. — Медвежонок с опилками в голове побеждает превратности судьбы! Ну, убедилась?

— Нет, — ответила та. — Это исключительно «путешествие и приключение».

— Да у тебя все «путешествие и приключение»!

— Именно.

Они продолжали пикироваться, а я взяла чашку и блюдце.

— Вы еще не знакомы с миссис Брэдшоу? — спросил Дин.

Я сказала, что нет.

— Когда познакомитесь, не смейтесь и не хихикайте.

— Почему?

— Увидите.

Я налила чаю для мисс Хэвишем, не забыв добавить молока. Дин съел канапе и спросил:

— Как вы поживали эти дни? На момент нашей последней встречи у вас дома были неприятности.

— Я сейчас живу в Кладезе, — сообщила я, — благодаря Программе по обмену персонажами.

— Правда? — удивился он. — Забавно. Как идет последний роман Фаркитт?

— Думаю, неплохо, — ответила я, помня об испытываемой Верном неловкости по поводу его роли картонного злодея. — Рабочее название — «Бесстыдная любовь».

— Вполне в духе Фаркитт, — вздохнул Дин. — И там наверняка будет кто-нибудь вроде меня — как обычно. И деревенская служанка, которую изнасиловал кто-то вроде меня, а потом жестоко вышвырнул, чтобы она родила в лачуге и отомстила десять глав спустя.

— Ну, я не знаю…

— Это несправедливо, — продолжал он, мрачнея. — Почему я при каждом прочтении должен всегда спиваться и скатываться до ничтожества и умирать в одиночестве за одиннадцать страниц до конца?

— Потому что вы — отрицательный персонаж, а они в романах Фаркитт всегда должны получать заслуженное возмездие.

— Все равно нечестно. — Он нахмурился. — Я тысячи раз обращался в отдел внутренней регулировки сюжета, но они мне все время отказывают. Вы не замолвите словечко мисс Хэвишем? Говорят, она входит в подкомитет регулировки сюжета при Совете жанров.

— А это будет корректно? — усомнилась я. — В смысле, обращаться к ней через меня? Может, лучше по обычным каналам?

— Ход конечно сомнительный, — ответил он, — но я хочу испробовать все. Поговорите с ней, ладно?

Я обещала попытаться, но про себя решила, что вряд ли стану это делать. В беллетриции Дин был весьма приятным человеком, но в «Сквайре из Хай-Поттерньюс» представал сущим чудовищем, и одинокая смерть в нищете и пьянстве являлась для него самым правильным концом — в рамках повествования, конечно же.

Я передала чай мисс Хэвишем, которая резко прервала беседу с Перкинсом, как только я подошла. Наставница скорчила мне рожицу и исчезла. Я отправилась за ней на второй этаж Великой библиотеки, где и обнаружила ее в секторе Бронте, уже с экземпляром «Грозового перевала» в руках. Мне подумалось, что, возможно, она и правда неравнодушна к Хитклифу: скорее всего, страстно жаждет узреть его в трясине под Пенистон-Крейг.

— А ты, кстати, не встречала трех ведьм? — спросила она.

— Да, — ответила я. — Они мне сказали…

— Пропускай мимо ушей все, что они тебе скажут. Вспомни о неприятностях, в которые они вовлекли Макбета.

— Но они сказали…

— Слушать не хочу. Чепуха и шарлатанство. Они просто смутьянки и ничего больше. Понятно?

— Конечно.

— Никогда не говори «конечно»! Это слишком по-плебейски! Чем тебя не устраивает: «Да, мисс Хэвишем»?

— Да, мисс Хэвишем.

— Ну вот, уже лучше. Идем, нам надо в Бронте!

И мы вчитались в «Грозовой перевал».

«Грозовой перевал» — единственный роман, написанный Эмили Бронте. Одни называют его великолепным произведением, а другие — вопиющим безобразием. Остается только догадываться, что еще могло бы выйти из-под ее пера, проживи она дольше. Судя по сильному и пылкому характеру Эмили, ей было под силу создать еще несколько подобных романов. Но какие бы чувства ни возбуждал роман в душах читателей, как бы они ни сожалели о неподходящих друг другу любовниках, ни злились на капризный характер Кэтрин или даже на тупость жертв Хитклифа, которые ведут себя как робкие овечки, одно можно сказать точно: описание пустынного и продуваемого ветрами пейзажа отражает разрушительную страсть двух центральных персонажей просто великолепно. Можно сказать, непревзойденно.

МИЛЬОН ДЕ РОЗ

«Грозовой перевал»: шедевр или напыщенная дрянь?

Когда мы прибыли на место, шел снег, и сбиваемые ветром снежные хлопья напоминали большое облако пугливых зимних мотыльков. Дом оказался куда меньше, чем мне представлялось, а ветхость его бросалась в глаза даже под мягким покровом снега. Ставни висели криво, изнутри пробивался слабый свет. Было ясно, что мы посещаем дом не в славные времена мистера Эрншо, но в период владения Хитклифа, чья варварская хватка отражалась в угрюмом и бесприютном виде жилища, к которому мы приближались.

Под нашими ногами скрипел свежий снег. Мы подошли к передней двери и постучали по изъеденному временем дереву. После очень долгой паузы нам открыл жилистый мужик, смерил нас недовольным взглядом, но затем на его усталом лице отразилось узнавание, и он тотчас же возбужденно зачастил:

— Куда как достойно — слоняться в полях за полночь с богомерзким чертовым цыганом Хитклифом! Они думают, я слеп. Но я не слеп! Ни чуточки! Я видел, как молодой Линтон пришел и ушел, и видел, как ты — ты, подлая, шкодливая ведьма! — прошмыгнула в дом, едва заслышала на дороге стук копыт хозяйского коня! [38]

— А ну, кончай! — рявкнула мисс Хэвишем, не знакомая с таким понятием, как терпение. — Впускай нас, Джозеф, иначе твой зад познакомится с моим ботинком!

Слуга что-то проворчал, но дверь открыл. Мы вошли внутрь в облаке ворвавшихся следом снежинок и потопали ногами по коврику у порога, а Джозеф запер за нами дверь.