
Онлайн книга «Я - судья. Кредит доверчивости»
Ага, значит, вина не из-за того, что я решаю ее проблемы, а из-за Сеньки, который… — Опять клавиатуру колой залил? — устало поинтересовалась я. Сенька регулярно что-то ломал в компьютере, а я регулярно это меняла. — Нет, Лен, он эту твою Австралию на потолке из водяного ружья расстрелял. — Ну и ладно, — пожала я плечами. — Подумаешь… — Лен, он кетчупом ее расстрелял… Я вскочила и пошла на кухню. На потолке рядом с благообразной Австралией краснели безобразные пятна, словно на моей кухне резали барана и брызги крови попали на потолок. Некоторые пятна были размыты и от этого казались еще безобразнее. — Я оттереть пыталась, — объяснила Натка жалобным голосом. — Только не берет ничего кетчуп этот проклятый. Наверное, там химии много… — Зачем кетчуп в водяное ружье совать?! — я едва не сорвалась на крик, забыв про свой спокойный и конструктивный настрой. — Я… я тоже сына об этом спросила. Он говорит — экспериментировал. Сенька! — закричала Натка. — Иди сюда, сейчас сам все тете Лене объяснять будешь! Зашел Арсений, несчастный, хлюпающий носом, с потупленным взглядом и ярко-красным правым ухом — видимо, экзекуции после своих экспериментов он подвергся за минуту до моего прихода. В руке Сенька упорно держал водяное ружье. — Ладно, — махнула я рукой. — Все равно мне потолки надо белить… Давайте ужинать, что ли. Сенька оживился, повеселел, с гиканьем умчался к компьютеру и вернулся, только когда мы с Наткой накрыли на стол. Борщ показался мне восхитительным — сестра умела готовить. Котлеты были слегка пересолены, но шутить насчет очередной влюбленности Натки я не стала — не дай бог, в точку попаду, придется выслушивать длинный перечень достоинств объекта ее вожделения, а у меня к ней серьезный разговор. Мы лихо умяли полторта, отдав Сеньке со своих кусков шоколадные розы. — Даже не думай! — пригрозила я племяннику, поймав его взгляд на банке с ярко-желтой горчицей. — Так все равно же потолки белить, — заканючил Сенька, тут же получив звонкий подзатыльник от матери. — Иди лучше компьютер доламывай, — сказала я племяннику, и он умчался, прихватив с Наткиной тарелки кусок торта. — Нат, Таганцев выяснил, кто тебе угрожает. — Кто?! — округлив глаза, выдохнула сестра. — Киллеры? — Коллекторы. — В смысле… Какие лекторы? Я здесь при чем? — Коллекторскими агентствами называются фирмы, которые выбивают кредиты из должников. Давай успокоимся и хорошенько вспомним — ты точно не брала никаких кредитов? Я разговаривала с Наткой тихо и ласково, как с ребенком, нет, как с больным ребенком, которого надо уговорить, убедить сделать укол. Я хотела заставить ее вспомнить, как однажды, поддавшись бездумному порыву, она взяла в банке кредит, потратила деньги и тут же забыла об этом, как всегда забывала о чем-то обременительном и неприятном. — Лен, я спокойна, я абсолютно спокойна, — дрожащим голосом сказала сестра. — Но если бы я взяла деньги, я бы на что-то их потратила! В последнее время я покупала только губную помаду и одежду сыну… Одежда, появившаяся у Сеньки в последнее время, не тянула даже на несколько тысяч рублей, а вот помада… — В каких магазинах ты покупаешь косметику? — нахмурилась я. — Ты издеваешься?! — Натка вскочила. — Да не брала я никаких кредитов! Не бра-ла! — Она стала размашисто креститься, слева направо и справа налево, потом вдруг бросилась к фиалке на подоконнике и зачерпнула из горшка щепоть земли. — Не брала! Клянусь! Вот, землю готова есть!!! Я с любопытством смотрела, съест она землю или нет… Натка бросила щепотку обратно в горшок, отряхнула руки и отрезала себе внушительный кусок торта. — Ладно, верю, — вздохнула я. — Значит, объяснение этому только одно. Ты паспорт теряла? — Нет. — Кому-нибудь его надолго давала? — Нет! — Может быть, теряла или давала, но позабыла? — Лена, ну я не совсем дурочка… Иногда, конечно, я бываю беспечной, но в общем и целом… — Натка обиженно надулась и, заедая стресс, откусила большую часть от куска торта. — Тогда начнем сначала, — сказала я тоном, которым веду заседания. — Где твой паспорт? — В сумке! — Натка поперхнулась от возмущения и закашлялась. — Мой паспорт всегда лежит у меня в сумке. Всегда! Потому что без него сейчас — никуда. Любой полицейский на улице документы попросить может. Если паспорта нет, прямая дорога в кутузку. — Правильно мыслишь, — похвалила я. — Неси сумку. Натка секунду смотрела на меня потрясенно, с перемазанным кремом ртом, потом вытерла губы салфеткой, сходила в коридор и принесла объемную сумку-баул из блестящей кожи. Я забрала у нее баул, бесцеремонно порылась в нем и почти сразу наткнулась на документ, запакованный в аккуратную кожаную обложку с выдавленным названием «Паспорт». Вот уж не ожидала от Натки такого бережного отношения к документу… На всякий случай я открыла его, чтобы удостовериться, что это ее паспорт, а не прихваченный по ошибке у какого-нибудь сослуживца. — Ну? — укоризненно спросила сестрица, глядя, как я придирчиво рассматриваю ее фотографию. — Похожа? — Она повертелась вправо-влево, демонстрируя точеный профиль. — Копия, — буркнула я. — Сумку на работе где бросаешь? — Ни-где! — торжественно провозгласила сестра. — Она всегда при мне. Я даже в туалет с ней хожу. Такую предусмотрительность тоже трудно предположить в Натке, но пришлось верить ей на слово. — Тогда тащи бумагу и карандаш. — Зачем? — Будем поименно выписывать твоих коллег. — Да чего их выписывать-то? Со мной в комнате только Иришка сидит, ей неделя до декрета осталась, и Марь Ивановна. Она бы давно на пенсию вышла, только замену ей уже лет пять найти не могут… — Они могли твой паспорт потихоньку вытащить и кредит по нему взять? — У Иришки муж богатый, ей кредиты на фиг не нужны, а Мария Ивановна — божий одуванчик, она честная до посинения… Я не знаю, что такое честная «до посинения», но определение «божий одуванчик» меня убедило. Представить себе милую старушку с обаятельным именем Мария Ивановна роющейся в Наткиной сумке, а потом резво несущейся брать кредит было трудно. — Ладно, тогда идем дальше. Где ты бывала в последнее время? С какими подругами встречалась? — Какие подруги, Лен! У меня времени нет. — Почему нет? — насторожилась я. Натка не страдала дефицитом свободного времени, работала с десяти до шести и могла посвящать себе утро и вечер. |