Онлайн книга «Раскаты грома»
|
Это косвенное упоминание о пушках заставило всех посмотреть на Буллера: Дандоналд явно не считался со знаменитым нравом генерала. Но, пэр Англии, он мог позволить себе рисковать. С вежливой наглостью встретив взгляд Буллера, он не отводил глаз, пока генерал не потупил свои рачьи глаза. – Джентльмены, – тяжело заговорил Буллер. – У всех у нас был тяжелый день, и нам еще предстоит много дел. – Он взглянул на адъютанта. – Клери, будьте добры поднять тост за королеву. Гарри в одиночестве шел хромая от большой палатки, где размещалась офицерская столовая. Обширное поле светящимися конусами покрывали меньшие палатки, освещенные по-разному, а над ними темный атлас ночного неба был расшит серебряными звездами. Вино, выпитое за вечер, шумело в голове, и Гарри не замечал нависшей над лагерем унылой тишины. Когда он вошел в свою штабную палатку, со стула у его стола встал человек. В свете лампы видно было, что лицо у него осунулось и в каждой линии тела проступает усталость. – Добрый вечер, сэр. – Вы пришли с отчетом? – Да, сэр. – Скажите, Кертис, много ли жертв? В этом вопросе чувствовалось оживление, которое показалось Кертису отвратительным. Он не спешил с ответом и задумчиво разглядывал лицо Гарри. – Мы понесли тяжелые потери. Из двадцати человек четверо погибли, двое пропали без вести, пятеро ранены. – Вы приготовили список? – Еще нет. – Тогда скажите, кто они. – Убиты Бут, Эймери... Не в силах больше сдерживать нетерпение, Гарри выпалил: – А этот сержант? – Вы имеете в виду Кортни? – Да, да. Возбуждение смешивалось со страхом, и от этого внутри ощущалась пустота. – Ранен, сэр. Гарри испытал такое сильное облегчение, что должен был закрыть глаза и глубоко вдохнуть. Шон жив. Слава Богу. Слава Богу! – Где он сейчас? – Его отправили в железнодорожный госпиталь. С первой группой тяжело раненых. – Тяжело? Облегчение Гарри сразу сменилось озабоченностью, и он хрипло спросил: – Насколько тяжело? Насколько? – Мне не сказали. Я пошел в госпиталь, но меня к нему не пустили. Гарри тяжело сел и невольно потянулся к ящику, прежде чем спохватился. – Хорошо, Кертис. Можете идти. – Остальная часть доклада, сэр? – Завтра. Оставьте это до завтра. Ощущая в желудке жар вина, Гарри в темноте шел к госпиталю. Теперь неважно, что он замышлял смерть Шона, надеялся, что тот погибнет. Он больше не рассуждал, просто шел по обширному лагерю, подгоняемый отчаянной потребностью. Он не сознавал этого, но в нем всегда жила надежда, что он снова сможет черпать силу и утешение из того источника, откуда черпал когдато давно. Он побежал, неловко, поднимая на каждом шагу пыль. Лихорадочные поиски в госпитале; Гарри шел вдоль рядов носилок, всматриваясь в лица раненых – боль, искалеченные тела, сквозь белые повязки красными чернилами медленно просачивается смерть. Стоны, бред, горячечный смех. Запах пота, смешанный с тяжелым зловонием разложения и дезинфицирующих средств... но он едва замечал все это. Ему нужно было одно лицо, только одно. И он его не находил. – Кортни. – Медик разглядывал список, поднеся его к лампе. – А! Да. Есть такой. Сейчас посмотрим. Да! Его уже отправили – первым поездом час назад... Не могу сказать, сэр, вероятно, в Питермарицбург. Там устроен большой новый госпиталь. Не могу сказать и этого, сэр, но в списке он обозначен как тяжелораненый... но это лучше, чем в критическом состоянии. Закутавшись в одиночество, словно в плащ, Гарри вернулся к себе. – Добрый вечер, сэр. Его ждал слуга. Гарри всегда всех заставлял ждать. Этот новый, они так быстро меняются. Ни один денщик не задерживался у него дольше чем на месяц. Гаррик протиснулся мимо него и почти упал на кровать. – Осторожней, сэр. Позвольте вам помочь. Голос оскорбительно услужливый, таким разговаривают с пьяными. Прикосновение его рук привело Гарри в ярость. – Оставь меня. – Он отшвырнул денщика ударом сжатого кулака по лицу. – Убирайся, оставь меня! Слуга неуверенно потер щеку и попятился. – Убирайся! – зашипел Гарри. – Но, сэр... – Убирайся, черт побери! Прочь! Денщик вышел и неслышно опустил за собой клапан палатки. Гарри подошел ко входу и завязал шнуры. Отошел. «Теперь я один. Они меня больше не видят. И не могут надо мной смеяться. Не могут. О Боже, Шон!» Он повернул прочь от выхода, споткнулся на протезе и упал. Один из ремней порвался, и нога подогнулась. На четвереньках пополз через всю палатку к буфету, а нога, подпрыгивая, волочилась следом. Стоя на коленях у буфета, он достал из ящика фарфоровое блюдо, сунул в руку в образовавшееся углубление и отыскал бутылку. Пальцы были слишком неуклюжи, чтобы извлечь пробку; он вытащил ее зубами и выплюнул на пол. Потом поднес бутылку к губам, и его горло ритмично задергалось с каждым глотком. Немного бренди пролилось на рубашку и смочило ленточку Креста Виктории. Гарри опустил бутылку и передохнул, морщась и тяжело дыша от крепкого напитка. Потом стал пить медленней. Руки перестали дрожать. Дыхание выровнялось. Он протянул руку, снял с верха буфета стакан, наполнил его, поставил на пол рядом с ним бутылку и устроился возле комода в более удобной позе. Перед ним под неестественным углом торчала на порванных ремнях искусственная нога. Он разглядывал ее, медленно прихлебывая бренди и чувствуя, как немеют вкусовые пупырышки языка. Нога была центром его существования. Бесчувственная, неподвижная, тихая, как глаз сильной бури, в которую превратилась его жизнь. Нога, всегда нога. Всегда только нога. Теперь, под умиротворяющим влиянием выпивки, из неподвижности, центром которой была нога, он взглянул на гигантские тени прошлого и обнаружил, что время не тронуло, не исказило, не смягчило их, а сохранило вплоть до мельчайших подробностей. Пока эти тени проходили в его сознании, ночь свернулась и время утратило смысл. Часы стали казаться минутами, уровень бренди в бутылке все понижался, Гарри сидел у буфета, отхлебывал из стакана и смотрел, как уходит ночь. На рассвете перед ним развернулся последний акт трагедии. Он сам в темноте под мягким холодным дождем скачет верхом в Тёнискрааль. Одно окно кажется от света лампы желтым прямоугольником, все остальные окна фермы темные. |