Книга Тайна квартала Анфан-Руж, страница 57 – Клод Изнер

Они снова обнялись, не замечая, что дверь приоткрылась. Кто-то деликатно кашлянул.

— Прошу прощения, но мне пора возвращаться в отель, — произнес хриплый голос.

Таша отстранилась от Виктора, ее щеки вспыхнули. Мужчины обменялись изучающим взглядом. Пинхас был в точности таким, как на фотографии, только одет по-другому: в бархатные штаны, блузу и кепку.

— Итак, это вы вскружили голову моей дочери! Должен сказать, вы склонны к авантюрам и притягиваете внимание полиции, как собака — блох. А я бы предпочел держаться от нее подальше.

— Таша сказала, что вы собираетесь в Соединенные Штаты. Я бы с радостью помог вам.

Пинхас подмигнул дочери, и та снова покраснела.

— Понимаю… Хотите от меня избавиться, верно?

— Папа! — укоризненно воскликнула Таша. — Прошу тебя, перестань!

— Я ничего ни у кого не прошу, — с достоинством произнес Пинхас. — И привык справляться сам. А твой приятель просто пытается завоевать мою симпатию.

Виктор сел на кровати. Грудь снова заболела.

— Ничего подобного. Я люблю Таша, а вы — ее отец.

— Вы в точности такой, каким она вас описывала. Ладно уж, я приму вашу помощь. Несмотря на сомнительное происхождение этих денег.

— Хотите, чтобы я перед вами оправдывался? Извольте. Я действительно распоряжаюсь акциями, унаследованными от отца. Но не спекулирую на бирже. Моя профессия — книготорговец, и нет ничего предосудительного в том, как я зарабатываю на жизнь.

Таша молча улыбнулась ему. Пинхас насмешливо произнес:

— Месье Легри, я верну вам долг, как только смогу. По правде говоря, я надеялся выпутаться из этой неприятной ситуации, не прибегая к помощи дочери, ибо, как гласит еврейская пословица, «когда отец помогает сыну, оба улыбаются, а когда сын помогает отцу — оба плачут».

— Папа, не будь таким циником, прошу тебя! — воскликнула Таша.

Пинхас потрепал ее по щеке, и Виктор вдруг увидел, как они похожи, хотя у отца волосы были темно-каштановые, а у дочери — рыжие.

— Месье Легри, я уехал из России в 1882 году, после волны погромов, и долгие годы не получал от родных никаких известий. Мои политические взгляды сделали невозможными их поиски, я не имел права подвергать их опасности, потому что слишком дорожил ими: они могли погибнуть по моей вине. Какое-то время я жил в Вильно, где вступил в организацию, которая готовила забастовки рабочих-евреев.

— Подумать только, такого безбожника, как ты, почитали в Иерусалиме и Литве за пророка! — рассмеялась Таша, явно годясь отцом.

— Вы поддерживаете бомбистов? — насторожился Виктор.

— Вовсе нет, я осуждаю терроризм. И категорически против насилия. Мой идеал — справедливость… Но в царской России в отношении евреев применяют жестокие репрессии… Не щадят ни женщин, ни детей. У властей четкий план: треть иудеев обратить в православие, треть убить, остальных заставить покинуть страну. За последние десять лет Одесса, Киев и десятки других городов стали ареной кровавых расправ. Цивилизованный мир возмутился. Был создан комитет помощи иудеям, бегущим из России, его возглавил Виктор Гюго. Я, в свою очередь, организовывал сбор средств. Тайная полиция выследила меня, и мне снова пришлось бежать — на этот раз в Берлин. Там мне удалось увидеться с Джиной, моей женой. Я хотел остаться там и заботиться о ней, но она настаивает, чтобы я нашел для себя более надежное укрытие.

Он тихо вздохнул, отвернулся, взял из стоящей на столе вазы розу и вдохнул ее нежный аромат, словно надеясь рассеять печаль.

— Бывают обстоятельства, которые сильнее чувств, — прошептал он, вытащил из кармана газету и протянул ее Виктору.

— «Либр Пароль»? [127] Что это?

— Новая газета, рупор антисемитизма. Учтите, месье Легри, женившись на моей дочери, вы рискуете нажить себе серьезных врагов.

— За кого вы меня принимаете?!

— За влюбленного. Во Франции пока еще не практикуется физическая расправа над евреями и нет декретов, ограничивающих их права… но всякое может случиться. Люди с древнейших времен нуждались в козлах отпущения, чтобы изгонять собственных демонов.

— Но, папа, мы в демократической стране, Франция — республика, здесь соблюдают права человека. То, о чем ты говоришь, здесь невозможно!

— Ты в это веришь?

— Да, — бросила Таша, выходя из комнаты.

Повисло неловкое молчание.

— Вы знаете легенду о Мелюзине? — спросил Пинхас.

— О фее в обличье получеловека-полузмеи?

— Да, на ней лежало заклятье: она превращалась в змею от талии и ниже каждую субботу. Она согласилась выйти замуж за Раймондина, основателя дома Лузиньянов, при условии, что он никогда не будет входить по субботам в ее спальню. Но Раймондин был слишком любопытен и, подглядев однажды за женой, принимавшей ванну, увидел ее змеиный хвост.

— Вы прекрасно знаете французскую мифологию.

— Я художник. В юности мне нравилось иллюстрировать народные легенды и сказки. Знаете, чем закончилась история о Мелюзине?

— Она испустила душераздирающий крик и исчезла навсегда. Я понимаю, к чему вы клоните, но уверяю вас, я не Раймондин.

— Будьте бдительны, Виктор. Таша — дочь, достойная своего отца. Ей нужна независимость, не то она сбежит.

— По-моему, именно это сейчас и происходит. Мне кажется — и вы это подтверждаете, — что я ничего не могу с этим поделать.

Пинхас крепко сжал Виктору руку.

— Месье Легри… Виктор… Сделайте ей предложение. Благодаря вам она может заниматься любимым делом, и я вижу: она очень выросла как художник… Спасибо вам.

Пинхас ушел, а Виктор, потирая ладонь (рукопожатие отца Таша оказалось крепким), с удовольствием вспоминал его сказанные на прощание слова. А потом решительно поднялся с постели.

Габриэль дю Уссуа медленно положила на круглый столик школьную тетрадь.

— Я была уверена, что ваш друг или вы, месье Легри, нанесете мне визит.

Она предложила ему сесть на оттоманку, а сама устроилась в кресле напротив.

— Инспектор сказал, вы были ранены. Как себя чувствуете?

— Все в порядке. Пуля только задела меня.

Платья оттенка лаванды очень шло к матовой коже и темным волосам Габриэль.

— Бедняга инспектор, — произнес Виктор, — ему почти ничего не удалось выяснить о чаше.

— А вам, месье Легри?

— В тот день, когда едва не простился с жизнью, я видел ее собственными глазами и хотя бы знаю, как она выглядит. Суть в другом: что это такое?