Книга Вечность на двоих, страница 65 – Фред Варгас

— Она медсестру не упоминала? Ангела смерти?

— Да, она мне все рассказала, в том числе об осквернении могил. Она же часто приходит, знаешь. Золото, а не девочка. Она мне даже оставила фотографии, чтобы было чем заняться при случае.

Ромен вяло потянулся к груде барахла, загромождавшего кухонный стол, вытащил из нее пачку цветных снимков большого формата и подтолкнул ее к Адамбергу. Лица Пайки и Диалы, раны на горле, следы от укола на руках… Взглянув на фотографии трупов из Монружа и Оппортюн, Адамберг скривился и положил их в низ стопки.

— Качественная работа, как видишь. Ретанкур меня балует. Ну ты и вляпался, — добавил врач, похлопав по пачке фотографий.

— Догадываюсь, Ромен.

— Нет ничего сложнее, чем поймать методичных психопатов, пока ты не уловишь, что у них на уме. А поскольку у них ум психопатов, тебе мало не покажется.

— Ты так и сказал Ретанкур? Ты ее отговаривал?

— Я бы не рискнул ее отговаривать.

Комиссар заметил, как запорхали веки доктора, и тут же подлил ему кофе.

— Достань мне парочку капсул из желто-красной коробки.

Адамберг выдавил две капсулы ему на ладонь, и Ромен проглотил обе разом.

— Так, — сказал Ромен. — На чем мы остановились?

— На том, что ты сказал Ретанкур, когда видел ее в последний раз.

— То же, что и тебе. Убийца, которую ты ищешь, — настоящая психопатка, крайне опасная.

— Ты согласен с тем, что это женщина?

— Разумеется. Ариана — чемпионка в своем деле. Можешь ей верить с закрытыми глазами.

— Я знаю, что на уме у этой психопатки, Ромен. Она стремится к абсолютной власти, божественному могуществу и вечной жизни. Ретанкур тебе не говорила?

— Да, она мне прочла старинный рецепт. Это оно и есть, — Ромен снова похлопал по стопке снимков. — Живая сила дев, ты попал в точку.

— «Живая сила дев», — прошептал Адамберг. — Она не могла тебе об этом сказать, это единственное, чего мы не поняли.

— Ты не понял? — спросил Ромен, ошеломленно глядя на него, — казалось, он понемногу приходит в себя, по мере того как работа вновь захватывала его. — Так это ж ясно, как день в твоих горах.

— Оставь мои горы в покое, умоляю тебя. И расскажи мне о живой силе.

— Да что же это может быть, дурья башка? Живая сила — это то, что остается живым после смерти, то, что бросает вызов смерти и даже старости. Волосы, черт побери. Когда мы взрослеем и все процессы постепенно замирают, единственное, что продолжает расти, новенькое, как с иголочки, — это волосы.

— Если только они не выпадают.

— У женщин не выпадают, приди в себя. Волосы или ногти. В любом случае это одно и то же — кератин. Твоя «живая сила дев», или девственниц, — это их волосы. Потому что в могиле только они сопротивляются смерти. Это антисмерть, противосмерть, противоядие. Подумаешь, сложности. Ты меня слушаешь, Адамберг, или ты впал в прострацию?

— Я тебя слушаю, — сказал пораженный Адамберг. — Здорово, Ромен, а главное, очень похоже на правду.

— Похоже? Ты что, издеваешься? Так оно и есть. Посмотри снимки, черт возьми.

Ромен схватил стопку фотографий, но вдруг широко зевнул и потер глаза.

— Намочи полотенце под холодной водой и разотри мне голову.

— Твое полотенце страшно взять в руки.

— Плевать. Давай пошевеливайся.

Адамберг повиновался и изо всех сил, словно лошадь драил, растер ему голову мокрым полотенцем. У Ромена даже лицо побагровело.

— Ну что, лучше?

— Сойдет. Налей мне остатки кофе. И передай тот снимок.

— Какой?

— Первой женщины, Элизабет Шатель. Возьми у меня на столе лупу.

Адамберг положил перед Роменом лупу и жуткий снимок.

— Вот, — сказал тот, указывая на правый висок Элизабет. — Ей отрезали несколько прядей.

— Ты уверен?

— На все сто.

— «Живая сила дев», — повторил Адамберг, вглядываясь в фотографию. — Эта психопатка убила их, чтобы отрезать прядь волос.

— Которым удалось устоять перед лицом смерти. С правого виска, посмотри. Ты текст помнишь?

— «…с живой силой дев, одесную извлеченной, трижды приготовленных в равном количестве».

— Одесную — справа. Потому что слева, ошую, — мрак, тьма. А справа — свет. Правая рука правит жизнью. Догоняешь, старик?

Адамберг молча кивнул.

— Ариана упоминала о волосах, — сказал он.

— Говорят, она тебе нравится.

— Кто тебе сказал?

— Твоя лейтенантша.

— Почему Ариана не заметила отрезанных волос?

Ромен довольно усмехнулся:

— Потому что заметить это мог только я. Ариана — чемпионка, но ее отец не был парикмахером. А мой был. Я умею отличать свежесрезанные пряди. Кончики выглядят по-другому, они четкие, прямые и не секутся. Не видишь? Вот тут.

— Нет.

— Потому что твой отец не был парикмахером.

— Нет.

— У Арианы есть еще одно извинение. Насколько я понимаю, Элизабет Шатель не особенно следила за своей внешностью. Я не ошибаюсь?

— Нет, она не красилась и не носила украшений.

— И у нее не было парикмахера. Она сама себя стригла как бог на душу положит. Когда волосы падали ей на глаза, она брала ножницы, раз — и готово. Получается нечто весьма сумбурное, видишь? Длинные, короткие и средние пряди вперемешку. Ариана просто не могла вычленить в этом творческом беспорядке волосы, срезанные недавно.

— Мы работали в свете прожекторов.

— Тем более. А на Паскалине вообще ничего не видно.

— Ты все это рассказал Ретанкур в пятницу?

— Конечно.

— И что она ответила?

— Ничего. Задумалась, совсем как ты. Вряд ли это что-то изменит.

— Зато теперь мы знаем, почему она раскапывает могилы. И почему ей надо убить третью девственницу.

— И ты в это веришь?

— Да. «Трижды». Это число женщин.

— Возможно. А ты нашел третью?

— Нет.

— Тогда ищи женщину с красивыми волосами. У Элизабет и Паскалины волосы были отменного качества. Проводи меня до постели, старик. Я больше не могу.

— Извини, — сказал Адамберг, быстро вставая.

— Ничего страшного. Но раз уж ты копаешься в старинных снадобьях, поищи мне что-нибудь от прострации.

— Обещаю, — сказал Адамберг, провожая Ромена в спальню.