Книга Приданое для Царевны-лягушки, страница 79 – Нина Васина

– Боже, какая прелесть! – воскликнул кто-то из гостей, подходя поближе. Остальные двинулись за ним.

– Платоша, а она – совершеннолетняя? – тихо поинтересовалась Серафима. – А то наши обжоры...

– Понятия не имею, – отмахнулся Платон. – То есть она... если это она, то уже была замужем и теперь вдова.

– Такую красоту нужно хранить в музее, – услышал Платон. – А ее возят в какой-то корзине.

– А кто тут главный? – вдруг звонко спросила Василиса.

Юг Иванович посмотрел на Запада Ивановича и громко объявил:

– Мы тут все одинаковые – обжоры! – и захохотал так, что звякнули подвески люстры на потолке.

– Должен быть главный! – настаивала девочка. – А то я – босиком.

– Потрясающая логика! – хмыкнула Мама-Муму, обаятельная толстушка лет тридцати.

– У меня скоро ножки замерзнут, – капризно заявила Василиса, переступая на месте.

Платон поразился, как у нее все это получается – ни намека на кокетство. Выгляди она по-другому – не так завораживающе, уже можно было бы приглашать психиатра.

– Ладно, я буду главным первые полчаса, – вызвался Запад Иванович, – и что делать нужно?

– Тогда ты посади меня на коленки на эти полчаса, – заявила девочка.

Опешивший Запад Иванович сделал к ней несколько шагов, потом повернулся к Платону.

– Что?.. Можно ее взять?

– Раз она так хочет, – пожал плечами Платон, рассмотрев, наконец, это создание при свете.

Конечно, девочка была похожа на Алевтину, но как-то отдаленно. Меньше ростом, с более притягательным лицом... Но вот глаза! Глаза были те же, что давеча смотрели на него близко.

– Я тоже, знаете ли, здесь не последний человек! – подкрутил ус Юг Иванович.

– Через полчаса! – сделала ему ручкой Василиса.

Она то сидела на коленках у тучного Севера Ивановича, то лезла под стол, ползая там и приводя собравшихся для таинства жрачки обжор в несколько нервическое состояние.

– До чего изящное создание! – с завистью в голосе сказала Серафима, заглянув под стол. – А покушать она не желает? А то мужчины что-то лениво жуют. Пусть она поест, Платоша, у меня и то от ее ползаний под столом начались колики. Очень уж у нее прикосновения нежные.

– Прикосновения? – поперхнулся Платон.

– Она трогает меня за ногу.

– Василиса, – наклонился Платон. – Вылезай. Хочешь поесть?

– А что есть? – она села под столом по-кошачьи, расставив колени, и сложила у ступней ладошки. И взгляд у нее был совершенно кошачий – никакого выражения.

– Есть холодная телятина с брусникой, заливная рыба, паштет из гусиной печени с трюфелями, цветная капуста с креветками и оливками, семга в вишневом желе, маринованные перчики с острым сыром, запеченные в сдобном тесте перепелки...

– Перепелки? – заинтересовалась Василиса и вылезла между ног Платона из-под стола. – Птички?

– Да, это такие маленькие птички.

– Их запекли в тесте?

– Это не совсем то, что ты думаешь...

– С косточками и перышками? – не слышит его Василиса.

– Нет. Мясо перепелки вложили в тесто и вылепили фигурку птички.

Осмотрев высокую горку в полсотни румяных птичек из теста, Василиса задумчиво посмотрела на Платона. Он вздрогнул – опять этот узнаваемый взгляд.

– А где косточки и перышки от них?

Сидящая рядом с Платоном Серафима тронула его ногу своей.

– Деточка, – сказала она голосом, которым взрослые бездетные женщины считают нужным говорить с детьми, – видишь, вон сидит дядя Петя, он сам настрелял в подсобном хозяйстве от своего никелевого комбината много-много птичек. Их доставили сюда самолетом, повар нам их приготовил, а косточки и перышки выбросил в мусорное ведерко!

– Покажи, – потребовала Василиса, взяв Платона за руку. Платон воспользовался этим и рассмотрел ее пальчики на левой руке. На среднем – подживший порез.

– Деточка... – решила продолжить воспитательную беседу Серафима, но Василиса остановила ее:

– Отвали.

– Ты хочешь пойти в кухню? – уточнил Платон. Дождавшись уверенного кивка, он спросил: – Чтобы осмотреть там мусорное ведро?

– Да.

– Ну что ж...

Выбравшись из-за стола, они направились в кухню под удивленными взглядами обжор.

Повар и два его помощника долго не могли понять, что от них требуется. Но хорошая оплата этой вечеринки и профессиональная вышколенность оказали свое действие. Один из помощников пошел на улицу рыться в полиэтиленовых пакетах, которые он только что туда выбросил, а сам повар провел «прекрасную фею» к столу, где обрезалось мясо с только что зажаренной на гриле тушки поросенка. Нет, – отказалась прекрасная фея, – ей не нужны косточки поросенка и его шкурка.

– Я еще не настолько хорошо умею колдовать, – усмехнулась она.

Принесли пакет с мусором. Ничем не выдав своего удивления, молодой помощник, бросая потрясенные взгляды на ноги стоящей рядом феи, открыл пакет, чтобы ей было удобно там рыться.

Василиса присела и запустила руку в пищевые отходы. Платон, стиснув челюсти, отвернулся. Когда она достала руку с прилипшими к пальцам перышками, он распрощался на этот вечер со своим аппетитом.

– Спасибо, – поблагодарила Василиса и даже изобразила подобие реверанса.

Из кухни она направилась в туалет. И заставила Платона вымыть ей ноги. Подняла в раковину правую ногу и выжидательно уставилась на Платона.

– Что – я? – удивился он ее нежеланию мочить руки. – Ну ладно...

Вымыл с мылом крошечную ступню, потом – другую. Присев и вытирая их своим носовым платком, Платон поинтересовался, не собирается ли она вымыть руки после такой потрясающей экскурсии на кухню?

Ничего не ответив, Василиса вернулась к столу и спокойно забралась на колени к Югу Ивановичу, вернее – на одно колено, потому что в сидячем положении его живот не позволял ногам сдвигаться. Она попросила его съесть птичку из теста. Юг Иванович съел пяток, потом решил накормить девочку. Платон в этот момент отвлекся, а когда поднял глаза, обомлел. Василиса стояла на столе между семгой в вишневом желе и паштетом из гусиной печени с трюфелями. Пританцовывая, она легко прошлась по всему столу и вернулась на прежнее место. Под одобрительный гул мужчин она начала танцевать, держа в руке надкушенную птичку из теста. Кто-то подсуетился, и небольшой оркестр, приглашенный под горячее, лихорадочно похватал инструменты и приступил к музыкальному сопровождению.

– Слезь немедленно! – прошипел Платон, пытаясь поймать Василису за лодыжку.

Его попросили не мешать. Василиса двигалась легко и красиво, с грацией профессиональной танцовщицы на обеденных столах. Не опрокинула ни одного бокала, не задела ни одного прибора. В какой-то момент она прижала руки с выпечкой к груди, потом резко выбросила их вперед и... из ее рук выпорхнула серая птичка, довольно неуклюже плюхнувшаяся на пол.